на всех каналах, которые мы постоянно пробовали, а затем через некоторое время аккумулятор автомобиля просто испустил дух, убив любой шанс найти спасение в радио. В конце концов мы ничего не делали. У нас была еда, мы были друг у друга, и мы решили, как группа, что рано или поздно помощь должна прийти; надежды были вызваны тем фактом, что время от времени мы видели, что далеко в небе над нами пролетали военные самолеты.
С точки зрения еды мы хорошо питались. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было чертовски глупо и нерационально. Мы должны были рассчитать то, что у нас было. Стараться, чтобы её хватило на дольше, чем было на самом деле. Я думаю, что нам удалось хорошо питаться чуть больше месяца, может быть, дольше, но ненамного. Когда Oтец понял, что запасы продовольствия уменьшаются быстрее, чем он ожидал, он действительно начал нормировать порции, но, конечно, к тому времени было уже слишком поздно. Наш рацион был сведен практически к нулю, и мы жили за счет самых маленьких порций, все больше и больше голодая.
Я думаю, что больше всего скучаю по песочному печенью.
И настоящему стейку.
Мясу, которые мы ели до того, как это случилось.
- И что же произошло? - спрашивала иногда Cестра Oтца.
Он сидел рядом с открытым огнем - сжигая поленья, которые мы собирали снаружи, а потом разрубали их старым топором, найденным в гараже рядом с домом, - и рассказывал нам обрывки того, что привело к падению бомб. До сих пор я не уверен, говорил ли он правду или просто использовал свое воображение, чтобы дать тому, что произошло, объяснение.
Итог: жадность одного человека привела к концу света.
Отец рассказал нам, что он увидел, как в воздух взметнулось грибовидное облако и яркий, почти ослепительный свет взрыва. Он описал, как от этого взрыва его внутренности завибрировали до самой сердцевины, вызывая мгновенную тошноту и страх, что что-то важное вот-вот разорвется. Опять же я не уверен, насколько это было правдой, а насколько ложью для нашей пользы; сказка на ночь, детям перед сном.
Довольно скоро настал тот день, которого мы так боялись. Наши запасы подошли к нулю (за исключением нескольких крошек чёрствых сухарей).
- Нам нужно выйти из дома, - сказал мне Oтец, когда однажды утром я спустился к несуществующему завтраку. - Мы должны найти какую-нибудь пищу, пока у нас есть силы, в противном случае мы умрём от голода.
Я не стал с ним спорить. Я знал, что если мы ничего не предпримем (и очень скоро), то его слова не будут такими мелодраматичными, как они звучали. Я даже не задавался вопросом, стоит ли одному из нас оставаться в доме с одной из женщин, пока другая уходит с Oтцом. Таким образом, был мужчина снаружи, чтобы найти еду, и мужчина внутри, чтобы защитить жилище.
Шовинистические мысли не так ли?
До того, как взорвалась бомба и все изменилось, я уверен, что женщины были такими же, как и мужчины (в некотором смысле даже более сильные), но теперь - в этом новом мире - я не мог чувствовать этого. Без сомнения, это было связано с историями о бандитах, которые Oтец рассказывал нам холодными ночами.
Вооружившись кухонным ножом, топором из гаража и фонариком, мы с Oтцом вышли из дома в поисках припасов. Мы не знали, с чем нам придется столкнуться. Может быть, какой-нибудь дикий зверь, бродящий по лесу с той же целью, что и мы? Может быть, другие выжившие? Может быть, мы найдём хоть маленький, но проблеск надежды? Как бы то ни было, вскоре после того, как мы покинули дом, мы поняли, насколько все плохо на самом деле, и что ничто уже никогда не будет таким, как прежде, несмотря на наши надежды на спасательную экспедицию, увозящую нас от хаоса разрушенного мира в какое-нибудь безопасное убежище, которое мы могли бы научиться называть домом.
* * *
Когда мы с Oтцом в первый раз вышли из дома, нам показалось, что мы шли несколько часов. На самом деле прошло, наверно, не больше тридцати минут, но, конечно, точно сказать было невозможно.
Моим первым впечатлением было то, что все казалось нормальным. Это сделало наш поход душераздирающим, когда мы поняли, что это не так. Несмотря на то, как всё выглядело, мир был разрушен, и, скорее всего, мы вдыхали радиацию с каждым вдохом. Невидимую убийцу.
Отец был первым, кто услышал звук треснувшей ветки рядом с тем местом, где мы находились. Он поднес палец ко рту, как будто хотел заставить меня замолчать, прежде чем я успел бы открыть рот. Я сделал так, как подсказывал его жест, и промолчал. Если у меня и был шанс поесть, то в конце концов я не хотел быть тем, кто спугнет его.
Я сдержался, когда Oтец пошел вперед с топором в руках, готовый ударить им в шею любого, на кого он наткнется. Я держал нож в руке - не то чтобы от него было много проку. По крайней мере, я так думал. Оглядываясь назад, я рад, что он у меня был. Если бы мы оставили его в доме, если бы не побеспокоились о нем, тогда, я почти уверен, все было бы по-другому.
- А я думал, что ты олень! - сказал мой Oтец.
Я не видел, с кем он разговаривает. Не с того места, где я стоял. Но я помню, что у меня появились кое-какие надежды. Мысль о том, что он разговаривает с другим человеком. Это показывало, что, несмотря на то, как это выглядело, мы были не одни. На мгновение я почувствовал проблеск надежды.
Примерно в этот момент Oтец выругался. Он даже сделал шаг назад от того места, где стоял. Что-то, что он увидел, застало его врасплох. Я тихонько окликнул его, чтобы проверить, все ли в порядке, но он не ответил мне. Он просто поднял топор в воздух и приказал - кто бы там ни был - не подходить ближе. Его голос был полон угрозы. Его тело бросало вызов его тону и заметно дрожало от страха.
По-моему, я пару раз звал его к себе, но он ни разу не ответил, и тогда - с другой стороны дерева - я понял, почему.
Сегодняшний день
Мясо снова зашевелилось, возвращая меня в настоящее. Я заметил, что Oтец смотрит прямо на меня. Он жевал свое
