сменился тьмой. Но во дворце никто не заметил перемен. Здесь царили музыка, танцы и смех.
Гордые собственным происхождением, придворные дефилировали по залу, демонстрируя последние достижения косметологии на своих лицах и изменения материи на себе. Одежда аристократов поражала воображение. Если горожанин мог позволить себе драгоценности, то что уж говорить об истинных хозяевах жизни. Паутинка жидкой платины, скользящей по ткани, меняющей рисунок при каждом шаге, россыпи золота и серебра на рукавах и подолах, и, наконец, пламя. Замершее, холодное волшебство, подвластное только избранным. Маги посетили бал.
Перед ними тут же образовался живой коридор. Хоть они и были лучшей партией для дочерей аристократов, семьи не спешили договариваться о браке. Исключение составляли лишь благородные семьи из одаренных. При такой свадьбе оба супруга были равноправны, отдать же дочь за мага для простого аристократа значило передать ее в собственность мужу. Впрочем, ради закрепления престижа семьи, шли и на это.
Лейворей — советник императора, разменявший уже не первое столетие — приветливо кивнул своему коллеге, лорду Сейдору, возглавлявшему делегацию магов. Коротко кивнув подопечным, Сейдор направился к давнему приятелю.
— Здоровья императору, — поприветствовал глава магов коллегу.
— Процветания империи, — ответил Лейворей. — Что-то случилось?
— Барьер установлен, — пояснил мужчина.
— Это все?
— Почти. Но сам понимаешь…
— Разумеется, — тихо откликнулся его визави, глядя в удаляющуюся спину приятеля. Настаивать на ответе было глупо, и Сейдор своим уходом избавил их обоих от неловкости. И пусть любопытство не желало уступать, Лейворей задавил его одной только силой воли. Не нужно задавать вопросов. Ответы могут не понравиться.
Советник еще раз оглядел бальный зал в поисках полезных ему людей, кивнул Гордону Триксу и поспешил покинуть собрание. Это молодым магам здесь было интересно, а вот Лейворею, для которого эти стены напоминали тюремные, хотелось иного.
Приемная императора была пуста, но секретарь — молоденькая девушка со вздернутым носиком, сияющими от осознания собственной успешности глазками и рыжими локонами — не позволила войти.
— Его величество занят, — одернула она советника и вновь открыла свою рабочую панель. Прошлась по именам, зацепилась за одно из них, нахмурилась и, не разбирая дороги, побежала в кабинет императора докладывать.
В приемную она вернулась бледная и с трясущимися руками.
«Не виновата», — заключил он, зная о привычке повелителя наказывать на месте. Видно, просто напугал, чтобы расторопней была.
Девушка спешно развернула панель, но выбрать что-то не могла, пальцы соскальзывали.
— … Такого больше не повторится, — донеслось до советника из-за прикрытой двери.
— Надеюсь. Проследите лично.
— Как вам будет угодно.
Сейдор покинул комнату хмурясь. Маг привык к гневу императора и так остро не реагировал, просто принимая к сведению. Все же удобно быть одаренным, можно было закрыться от воздействия его величества. Не до конца — сила Таргелеев сносила любые барьеры — но ослабить атаку получилось.
Кивнув приятелю, не оборачиваясь, Сейдор покинул приемную. Наступил черед Лейворея предстать перед владыкой.
Эйвор Таргелей пребывал в скверном расположении духа. Мальчишку-мага следовало наказать за своеволие. А еще совет и очередные проблемы с провинциями. И неймется же им. Да еще Эрика со своими глупостями. Неужели пора сменить супругу, раз уж эта не справляется со своими обязанностями и ведет себя как императрица. Забыла куколка, зачем она ему. Что ж, он напомнит.
Хищно усмехнувшись, мужчина благосклонно кивнул советнику.
— Лейворей?
— Ваше величество. — Советник поклонился и, только получив позволение, сел. — Прошу прощения, но в этом месяце предстоит распределение некоторых весьма неоднозначных молодых людей, некоторых из них вы брали под свой контроль. А потому без вашего решения мы не можем обойтись.
— Я помню, — скривил губы Эйвор. — Кто в этом месяце?
— Мальчики или девочки?
— Мальчики, — выбрал император, открывая панель, которая растянулась на весь стол. — Кто?
— Бенедикт Эттель, начинающий поэт. Есть неплохие работы. Выиграл пару конкурсов…
— Вооружения, — скучающим тоном распорядился Эйвор. — Не мне вам объяснять, что неплохие поэты могут стать неплохими ораторами, более того, будучи публичными людьми, они становятся крайне неудобны. Слишком много берут на себя и не ценят жизнь, предпочитая нести в массы свою идею. Глупцы. Зачем они мне?
— Незачем, ваше величество, — улыбнулся Лейворей. Он предвосхищал такой ответ. Что ж, угадал.
— Дальше? — нетерпеливо потребовал монарх.
— Кирин…
По лицу Эйвора скользнула тень муки, исчезнувшая за маской равнодушия мгновение спустя. Он быстро выбрал знакомое имя в списке и открыл изображение.
— Столько времени прошло…
— Да, ваше величество. Скоро ей исполнится семнадцать, и мы бы хотели узнать ваше решение.
— Искусства. Разве может быть иначе?
— Конечно, нет.
— Отлично, — кивнул Эйвор и распорядился: — Пусть подготовят список достойных кандидатов. Я обещал устроить ее судьбу и свое обещание я сдержу.
— Как вам будет угодно.
Я проснулась после полудня. Все тело ломило, и выползать из-под одеяла до ужаса не хотелось. С трудом открыла глаза, уныло взглянула на потолок, усеянный звездами. Среагировав на мое пробуждение, он начал стремительно меняться. Минута — и голубое небо над головой. Мгновение — и шторы, повинуясь программе, разъехались в стороны, пропуская лучики света в комнату.
— Завтрак, — скомандовала я, активируя еще и куклу-слугу, вещь дорогую, но для лентяев незаменимую, а мне было слишком плохо, чтобы шлепать на кухню самой.
Пока я боролась с остатками сна и разминала затекшую за ночь руку, кукла принесла чай, сырники и растопленный шоколад. День начинал приносить радость. Вот настроение было совсем уж тяжким. Унылое, серое, как и настоящее небо, а не подделка на потолке.
Закончив работу, кукла ушла в свой шкаф. Обычный грубо сколоченный ящик. Гроб, как я его называла. Можно было, конечно, завести обычных человеческих слуг, но я не хотела. Слуг держали аристократы или маги, и быть, как они, мне претило. Глупо, у них было все, им завидовали, впрочем, и у меня хватало на жизнь с избытком. На любую жизнь, пока она у меня есть.
Расправившись с завтраком, все же выползла из-под одеяла, потянулась. В неприспособленной для сна одежде было неудобно, а я, видимо, так устала, что забыла ее снять. Попыталась вспомнить вчерашнюю ночь, но не смогла. Заболела голова, и я предпочла сдернуть с дивана накидку и, укутавшись, выйти на балкон.
Город ожил. Вероятнее всего, за ночь успел снять ограничения на полеты и в небо поднялись привычные глазу столичные кары. Были ли они в других регионах? Сомнительно. На работу одного такого кара расходовалось прорва энергии, и позволить себе заряжать его могли далеко не все даже в столице.
— Приятного дня, — пожелала мне соседка, выходя на балкон с тазиком полным постиранных детских вещей.
— Как дела у Софи? — я с трудом припомнила имя
