взирают две громадные собаки. На них нет шерсти, пасти разинуты, сверкают острые металлические клыки, с которых капает лава, оставляя за собой подпаленную траву и дым. Черная кожа изрезана рубцами, кое-где видны кости, обтянутые красными мышцами. На мордах прорези вместо носа, оттуда веет жаром, будто внутри собак бушует огонь. Мне мгновенно вспоминается рисунок из одной книги, точнее сказки о мире Нараки. Я перечитывала этот текст много раз, и он отпечатался в моем мозгу, и теперь я могла сказать точно, что это гончие псы Нараки — адские псы. Создания, которые перенеслись из сказки и стали жуткой реальностью.
Я бросилась бежать. Первой мыслью было попасть домой, закрыть дверь на замок, зарыться в одеяле и представить, что ничего этого не было. Что я не смотрела в глаза умирающего мужчина, не видела луж крови и ужасных порезов и что за мной не гонятся никакие адские псы.
Но рык за спиной и скрежет когтей напоминают, что все реально. Я бегу изо всех сил, легкие горят огнем, но я не обращаю внимания. Я должна уйти как можно дальше от людей, я бегу в лес, петляя между деревьями. Когда-то в детстве мы с мамой устраивали здесь пикники. Но сейчас в пылу ужаса и погони я совсем не узнаю эти места. В темноте трудно разглядеть что-либо, я спотыкаюсь о ветки и валуны, сучья хлещут по лицу, но страх гонит меня вперед. А жар из пастей адских гончих придает сил и заставляет цепляться за малейшие шансы на жизнь.
Я понимаю, что моя человеческая скорость уступает гончим, и долго убегать я не смогу. Впереди маячит мощное дерево с толстыми ветками. Я собираю последние силы и отрываюсь от псов равно на несколько секунд, которые позволяют мне забраться на ближайшую толстую ветку. Едва одна нога оказывается на ветке, я чувствую, как вторую пронзает острая боль. Слезы заволакивают глаза, а руки едва не соскальзывают. Второй ногой я бью собаку в морду, и она разжимает убийственные челюсти. Я задыхаюсь, руки становятся скользкими, но я забираюсь на ветку, стиснув зубы. Затем еще на одну, отдаляясь от чудовищ внизу. Они угрожающе рычат и скребут кору когтями, оставляя жуткие следы. В тех местах кора дымится, будто по ней полоснули горящими ножами. Я тут же вспоминаю того мужчину в переулке. На его груди были точно такие же отметины.
Эта новая мысль заставляет меня ужаснуться. Я не хочу умереть в луже собственной крови, как этот незнакомец.
Сил у меня осталось совсем мало, к тому же из укушенной лодыжки сочится кровь. Я отрываю подол платья и перевязываю ногу. Забираюсь выше.
Гончие смотрят на меня снизу вверх, брызжа слюной — лавой. Они мечутся и прыгают, пытаясь достать меня. И даже здесь наверху я не чувствую себя в безопасности. Они рвут землю у дерева, а потом один из них раскрывает пасть и оттуда вырывается искра. Но ее хватает, чтобы поврежденная кора и трава вспыхнули.
Я закрываю глаза, безвольно плача. Вспоминаю лицо мамы и мысленно прощаюсь с ней. Не такую жизнь я выбрала бы для себя и уж точно не такую смерть — быть сожжённой заживо или съеденной гончими. Один вариант хуже другого. Я с ужасом наблюдаю, как огонь ползет вверх, сжирая ветви и ствол. Дерево начинает трястись. Я обдумываю другой план, но ближайшие деревья слишком далеко, мне не допрыгнуть, даже со здоровой ногой.
Я ощущаю дрожь в теле и подступающую удушающую панику. Это конец. Ствол трясется все больше — псы навалились на него, раскачивая, пытаясь ускорить мое падение. Я вижу в черных углях их глаз надменность и кровожадное ликование.
— Пусть меня заберут к Создателю… — совсем некстати я забываю все молитвы и обхватываю себя руками. Дым начинает разъедать глаза, нога жутко болит, а я чувствую себя жалкой загнанной в угол девчонкой. Неспособной ничего сделать, чтобы помочь даже себе. Я держу в голове образ мамы, единственного родного человека, прежде чем ощущаю, что ствол трещит и с грохотом падает, а вместе с ним и я, лечу навстречу пылающему и беспощадному огню.
Глава 3
Первой приходит боль. Она приносит напряжение и ощущение, что ты еще жив. Или частично жив. Мне кажется, будто все тело утыкано иглами, длинными и невероятно острыми, они пробираются под кожу, задевая каждый нерв. Видимо я кричала очень долго, потому что в горле будто застрял песок, как и в глазах. Едва хватает сил, чтобы разлепить веки. В глаза тут же бьет яркий свет, и я зажмуриваюсь. Тело кажется не своим, будто растерзанным на миллионы частей.
— Тише, все хорошо, — я с трудом могу разглядеть склоненное надо мной лицо, но голос явно мужской.
— Воды… — шепчу я. Кто-то бережно поддерживает мою голову и когда прохладная жидкость вливается в горло, я закашливаюсь.
— Не спеши, — произносит приятный голос. — Поспи.
Мои глаза, будто по волшебству закрываются, и я проваливаюсь в глубокий сон без сновидений. Наконец — то….
Не знаю, сколько прошло времени, но, когда я открываю глаза, чувствую себя намного лучше. Боль притупилась, я снова чувствую себя цельной и даже немного отдохнувшей. Я слышу плеск, похожий на ручей или родник. Пытаюсь сфокусировать взгляд и замечаю человека, который что-то размешивает в деревянной тарелке.
— Сколько я спала?
— Почти четыре дня.
Эта новость окончательно отрезвляет мой рассудок.
— Дьявол!
— Его еще нам не хватало… — усмехается парень и протягивает мне кружку.
— Что это? — я недоверчиво кошусь на жидкость.
— Отвар, для восстановления сил, не бойся, мне незачем тебя травить, раз уж я спас твою жизнь.
— Так значит, это был ты, когда я очнулась в первый раз…
Парень кивнул, сверкая голубыми глазами.
— Но как? Я помню огонь и этих адских чудовищ, они должны были разорвать меня на части, — я задумываюсь, глотая довольно приятный отвар, — или ты ангел? И Создатель забрал меня в рай?
— Ага, только в твоих мечтах. Хотя наверняка в раю неплохо.
— Значит, они вернутся, я должна… — я пытаюсь встать, но чувствую острую боль в лодыжке и вскрикиваю.
— Успокойся, никто не вернется, забудь о них.
— Но…
— Здесь ты в безопасности. Сейчас самое главное восстановиться. Твоя нога серьезно повреждена, повезло, что гончая ее не откусила, на коже остались синяки и ожоги. Нужно еще немного времени.
— Кто ты такой? Целитель? Знахарь?
Парень хохочет, и его волосы цвета платины поблескивают на солнце. Я рассматриваю его пристальнее. Одет просто, но опрятно — темный камзол закрывает руки и горло,