произведений писателей и художников, что отчасти определило и мой подход к данной теме [Костлоу 2020]. Генриетта Мондри в книге «Политические животные: собаки в современной русской культуре» (2015) останавливается на той нередко трансгрессивной роли, которую собаки начиная с XVIII века играли в различных литературных и нелитературных произведениях [Mondry 2015]. В 2016 году журнал Canadian Slavonic Papers, отмечая «взрыв интереса к вопросу, каким образом животные способствуют формированию человеческой идентичности и опыта», объявил о приеме материалов для специального выпуска «Животные в Восточной Европе и России». Славистика вполне отчетливо начала перенимать эти плодотворные методы[6].
Как ни странно, еще никто из исследователей не рассматривал с этих позиций роль волков в Российской империи, тогда как их экологическому и историческому значению во многих других культурах посвящено огромное количество научных и популярных книг. В советское время большинство работ о волках имело зоологическую и прагматическую направленность, и современные российские исследования, как правило, не опираются на новейшие наработки в области экокритицизма и антропозоологии, принадлежащие западным ученым. Кроме того, западные исследователи, даже те, которые стремятся изучать волков в компаративной и межнациональной перспективе, в целом привлекают мало информации о волках в России, что является следствием языковых трудностей и отсутствия прочных традиций научного взаимодействия между российскими учеными и их зарубежными коллегами – за пределами как бывшего соцлагеря, так и современного постсоветского пространства. Например, группа из восемнадцати преимущественно европейских исследователей, объединившихся в 2002 году для масштабной работы по систематизации и анализу исторических свидетельств о нападениях волков на людей по всему миру, с самого начала высказывала сожаление, что не может привлечь к сотрудничеству никого из российских коллег[7]. В представительном издании «Волки: поведение, экология и сохранение» (2003), выпущенном под редакцией ведущего американского специалиста по волкам Л. Дэвида Меча и итальянского исследователя Луиджи Боитани, России и Евразии уделено относительно мало внимания [Mech, Boitani 2003][8]. Для недавней обстоятельной монографии о волках, написанной британским антропозоологом Гарри Марвином, основным источником сведений о российских волках послужила моя глава в сборнике «Не только люди» (2010) [Marvin 2016: 131, n. 14]. Коллективная монография «Сомнительная сказка: исторические взаимодействия между людьми и волками» (2015), включающая четырнадцать обстоятельных глав о волках в Западной Европе и Северной Америке, лишь мимоходом касается истории волков в Российской империи и включает только одну главу, посвященную постсоветскому пространству, – о недавних нападениях волков в Средней Азии [Masius, Sprenger 2015a][9].
Что касается российских исследователей, то кульминацией изучения волков в советский период стал 600-страничный том под названием «Волк: происхождение, систематика, морфология, экология» [Бибиков 1985][10] – коллективный труд более чем 20 авторов, выпущенный Издательством Академии наук СССР в 1985 году под редакцией известного зоолога Д. И. Бибикова. Имея преимущественно зоологическую направленность, этот труд включает краткий раздел об отношении человека к волкам, а также о нападениях волков на домашний скот и диких животных, и хотя основное внимание в книге уделялось волкам Советского Союза, она получила международное признание как ключевая работа о волках. Об этом признании свидетельствует ее перевод на немецкий язык, вышедший через три года [Der Wolf 1988]. Помимо Бибикова в западных исследованиях о волках часто упоминается еще один советский специалист – М. П. Павлов, чья 350-страничная монография «Волк» вышла в 1982 году (второе издание – в 1990 году) [Павлов 1990]. Примечательно, что Павлов уделяет значительное внимание нападениям волков, не страдающих бешенством, на людей и особенно детей; впоследствии его работу как цитировали в качестве достоверного источника, так и критиковали за преувеличения[11].
Насколько мне известно, самое обширное исследование о русских волках, принадлежащее нерусскому автору, содержится в одной весьма своеобразной книге, представляющей собой свод материалов, собранных отставным чиновником правительства США с явной целью показать несостоятельность сентиментальных взглядов на волков, свойственных, по его мнению, западным защитникам живой природы. «Волки в России» Уилла Н. Грейвза включает в себя разнообразные и основательные сведения, связанные прежде всего с волками в России XX века. К сожалению, этот тенденциозный труд, в котором дореволюционному периоду отведено всего несколько страниц, не соответствует научным стандартам в смысле структуры и организации текста, точного и последовательного цитирования, теоретической обоснованности [Graves 2007][12]. Также в 2011 году была опубликована немецкая книга, включающая в себя полный русский текст важной правительственной брошюры 1876 года, в которой представлены статистические данные о популяции волков в России и об ущербе, наносимом ими сельскому хозяйству; также в книгу вошли другие свидетельства современников и небольшие статьи новейших исследователей. В целом в книге пропагандируется сугубо отрицательное представление о волках, а для подкрепления этой позиции используется российский исторический опыт[13].
Две относительно недавние работы по истории окружающей среды, напротив, представляют собой прекрасные примеры интерпретации многовекового сосуществования волков и людей в двух очень разных культурах: колониальной Америке и феодальной Японии. Историк Джон Коулмен в книге «Жестокость: волки и люди в Америке» очерчивает историю преследования волков человеком в колониальной Америке, на последних страницах затрагивая недавние попытки восстановить волчью популяцию. Исследователь обращается к истории, фольклору, религиозным убеждениям колонистов, а также задействует сведения по биологии дикой природы, объясняя поразительную жестокость колонистов по отношению к волкам, которые не только угрожали их домашнему скоту, но и препятствовали стремлению обжиться в диких краях Нового Света. Особенно ценно наблюдение Коулмена, что распространенные у колонистов истории о нападениях волков на беззащитных людей искажают действительность, поскольку в реальности сами люди истребляли волков [Coleman 2004]. Читатель быстро понимает, что «жестокость», вынесенная в заглавие, в большей степени характеризует многолетнюю позицию и действия людей по отношению к волкам, нежели самих волков.
Историк Бретт Уокер в книге «Погибшие волки Японии» исследует историю почитания и последующего уничтожения волков уже в иных культурных условиях. Уделяя особое внимание месту волков в народной культуре и синтоистской религии, Уокер прослеживает движение от традиционных айнских верований, согласно которым волки заслуживали почитания, к возрастанию страха перед бешеными волками в XVIII веке и истреблению волков в XIX веке при помощи охоты и отравы, в результате чего к 1905 году в Японии волков не осталось. Опираясь на междисциплинарный и компаративный методы, исследователь описывает, каким образом современность, в том числе научный прогресс и развитие экономической мысли в XIX веке, привела к фундаментальным сдвигам в восприятии волков японской культурой [Walker 2005][14].
Перечисленные работы по экологической истории показывают, каким образом особенности климата, ландшафта, флоры и фауны могут взаимодействовать с религиозными, экономическими и культурными различиями, вследствие этого приобретая связь с самоощущением человека и пониманием роли, которую играют животные в его истории. В своем исследовании я ориентируюсь на подобные работы, но также опираюсь на собственный опыт литературоведа и познания в культурологии, экокритицизме и антропозоологии. На протяжении всей книги я буду привлекать художественную литературу в качестве источника сведений об отношении русских людей к волкам, а при рассмотрении мемуаров и журналистики буду уделять особое внимание их литературным достоинствам. При этом, следуя тем же принципам, что и в своей более ранней работе о карточной игре как культурной институции и центральном компоненте дворянской самоидентификации в России XIX века, для рассмотрения основополагающих вопросов я буду широко привлекать различные нелитературные источники [Helfant 2002]. В книге «Этот дикий взгляд» с относительной хронологической точностью излагается история отношения к волкам в Российской империи XIX – начала XX века, при этом я сосредоточиваюсь на отдельных ключевых мотивах, текстах и дискуссионных точках культурного дискурса, а не стремлюсь зафиксировать все упоминания волков в российских источниках XIX века. Также в книге не представлен общий обзор популяции и ареала обитания волков в имперский период. Причиной этому послужила противоречивость доступных сведений о волках в Российской империи; сказалось и то обстоятельство, что в данный период зоология только начинала утверждаться как научная дисциплина, о чем будет сказано во второй главе.
