опрокинуть его, Ланселот взобрался ему на грудь, вонзил меч прямо в его сердце и оставил там.
Как мы и надеялись, без сердца даже это чудовище не могло жить. А поскольку клинок оставался в нем, это не давало сердцу восстановиться. Строго говоря, мы не убили его, а, скорее, заключили между жизнью и смертью, но нас и это вполне устраивало. Ланселоту, правда, пришлось пожертвовать Экскалибуром, своим фамильным мечом, ибо только он оказался в состоянии проделать достаточно глубокую рану, но, на мой взгляд, это небольшая цена за такую победу.
Марк слегка усмехнулся на последних словах. Было видно, что потеря, нанесенная чужому Дому, радовала его. Воцарилось недолгое молчание. Слышался лишь легкий треск поленьев в очаге да вой ветра за окном. Правитель Корнуолла сидел молча и, нахмурившись, буравил сына взглядом своих темно-желтых глаз. Ох, этот взгляд, с которым хищник смотрит на добычу. Тристан так и не научился выдерживать его.
— Я жалею лишь об одном, — продолжил король после паузы, — что это не я пронзил его поганое сердце. Впрочем, каждый из нас желал бы этого.
— Так… кто же теперь правит королевством? — спросил Тристан.
— Те, кто и должен, — ответил отец. — Мы, главы благородных Домов. Совет теперь заседает в Камелоте, и, как и прежде, мы вершим судьбы этой земли. Пришлось, правда, придумать что-то для черни. Узурпатор показал им, что мы уязвимы, и они перестали бояться и уважать нас, как подобает. Но эту проблему взяла на себя леди Гвиневра — она объявила народу, что Пендрагон решил уйти на покой для обдумывания дальнейшей судьбы королевства, и разрешил лишь ей общаться с ним. Теперь она будет глашатаем своего «супруга», и через нее он будет говорить с подданными.
Отец слегка хмыкнул и снова замолчал. Любопытство разъедало Тристана, но он благоразумно решил покорно ждать, когда Марк продолжит.
— Имей это ввиду, — уже своим обычным, спокойно-властным тоном произнес король. — Тайна не должна быть раскрыта. Если чернь узнает правду, они восстанут против нас, и начнется резня. От сохранности этого секрета зависит судьба благородных Домов и всей Логрии.
— Я не подведу тебя, отец! — гордо произнес Тристан, но внутри ощутил укол обиды — неужели Марк думает, будто его наследник способен на такую глупость?
Король опять смерил сына своим пронзительным взглядом.
— Увидим.
Владыка Корнуолла подошел к окну и некоторое время вглядывался в вечерние сумерки. Кто знает, что видел он в последних отблесках заката?
— На сегодня достаточно, — снова заговорил Марк. — Ступай, тебе нужно подготовиться. Ты уезжаешь через неделю.
Тристан поднялся из кресла и уже собирался было поклониться на прощание, как вдруг неприятное осознание заставило его застыть на месте.
— Погоди-ка, — медленно произнес он. — Ты что, не едешь со мной?
Отец повернулся к нему, и ответ ясно читался в его глазах.
— Мне нужно уладить кое-какие срочные дела. На границах опять неспокойно. Дикие северные племена только и видят, как воспользоваться нашей малейшей слабостью и разорить порубежные земли. Ситуация требует моего личного присутствия. С тобой отправится Горвенал.
Тристан не мог поверить своим ушам.
— Но это… это же самый важный момент в моей жизни! Как ты можешь?… — начал было юноша, но выражение отцовского лица ясно говорило о том, что разговор окончен.
— Я приеду в Камелот на твое посвящение, если ты справишься, — таков был его ответ.
Смысла в дальнейшей дискуссии не было. Тристан выпрямился и надел на себя маску холодной учтивости, хотя с трудом мог сдерживать горький комок обиды, разраставшийся внутри. Король продолжал смотреть в окно.
— Когда я вернусь, будь добр, встреть меня, как подобает отцу встречать сына, — сказал он полным напускной вежливости тоном, и с этими словами развернулся и зашагал к выходу.
— Зависит от того, как именно ты вернешься, — произнес Марк, не поворачиваясь.
Тристан остановился на этих словах, и, бросив на отца короткий взгляд через плечо, вышел из его покоев.
Глава 3
Он сидел на парапете невысокой каменной стены, и, свесив одну ногу вниз, перебирал струны своей любимой арфы, глядя в ночное небо. Невеселые мысли темной тучей клубились над ним. Через несколько дней должен был настать момент, которого он ждал всю свою жизнь, но Тристан из дома Лионессе не ощущал никакой радости по этому поводу.
Отец очень сильно расстроил его, когда сообщил, что не поедет с ним. Его единственный сын и наследник впервые предстанет перед высшим светом, а у него нашлись более важные дела. Как же! Тристан прекрасно знал, как назывались эти дела. Речь шла не о мелких стычках на границе — с этим вполне мог справиться один из доверенных отцовских полководцев. Нет, тут было другое…
Когда-то, задолго до рождения Тристана, у короля Марка были еще двое сыновей — Андред и Мелиод. Оба они погибли от руки Пендрагона в тот роковой день, когда судьба всей Логрии изменилась. Говорят, отец был без ума от горя — уже тогда он был немолод, и так внезапно остался без наследников. Род Лионессе рисковал прерваться на нем. И вот, через несколько лет, судьба подарила ему еще одного ребенка — и, о чудо, это был мальчик! Казалось бы, от печалей старика не должно было и следа остаться, но все было не так просто. Говорят, отец невероятно сильно любил старших детей, ведь оба они полностью воплотили его ожидания — были сильными, бесстрашными, волевыми, умелыми воинами, словом, стали бы воплощением могущества их Дома и достойными наследниками отца. Владыка Корнуолла так и не смог пережить их гибель, и это сыграло с Тристаном злую шутку. Для Марка он стал козлом отпущения, бледной тенью того, кем были когда-то его старшие братья. Всю свою жизнь Тристан из кожи вон лез, чтобы заслужить расположение отца, но тот воспринимал все его успехи, как должные, зато никогда не упускал возможности отчитать по полной за самые мелкие промахи. В довершение всего, мать Тристана, любимая жена Марка, умерла, давая ему жизнь, и вину за это отец также возложил на юношу. Все вместе это оставляло лишь самые призрачные надежды на то, что когда-нибудь Марк его по-настоящему полюбит.
Тристан опустил взгляд с ночных небес и перевёл взгляд с ночного неба вниз, туда, где под стенами Тинтагеля, затерянная среди густого леса, скрывалась Тропа Охотника — священное место дома Лионессе и одновременно полоса препятствий, где члены рода могли тренироваться и оттачивать свои навыки. Также это место служило им последним пристанищем — потомки Кёрна не возводили своим усопшим помпезных гробниц с резными надгробиями.
