от чудовища, ужаснувшись его кощунственной речи. Он снова обратился ко мне, и я пробормотал какой-то еле слышный ответ.
– Твой голос тонет в этом беспорядочном гуле, – продолжал он. – Какой шум, однако, от этого огромного океана! Ватага школяров, вырвавшихся на волю из своей тюрьмы, и та ведет себя тише, чем эти свободно играющие волны. Они мне надоели. Довольно с меня их нескончаемого буйства. Уймись, седая стихия! Прочь, ветры, домой! Облака, летите к антиподам – и пусть прояснятся наши небеса!
С этими словами он вытянул вперед длинные, тощие руки, похожие на паучьи лапки, и, казалось, обнял ими раскинувшиеся перед ним просторы. Не чудо ли? Облака рассеялись и скрылись из виду; лазурное небо, сперва робко проглянувшее из-за них, вскоре распростерлось над нами безмятежной голубой гладью; штормовой ветер сменился ласковым дуновением с запада; море успокоилось, и вместо волн на его поверхности теперь играла легкая рябь.
– Люблю покорность даже в этих неразумных стихиях, – сказал карлик, – а уж тем паче в неукротимом человеческом духе! Согласись, славный выдался шторм – и вызвал его не кто иной, как я.
Вести беседы с этим заклинателем значило искушать Провидение. Однако человек склонен почитать Власть во всех ее проявлениях. Страх, любопытство, необоримое восхищение влекли меня к нему.
– Ну, ну, приятель, не робей, – продолжал этот презренный субъект. – Когда я доволен, то пребываю в добродушном настроении; а вид твоей хорошо сложенной фигуры и привлекательного лица доставляет мне удовольствие, хотя ты и выглядишь немного опечаленным. Ты испытал бедствия на суше – я потерпел крушение на море. Возможно, я смогу укротить бурю, что выпала тебе на долю, так же, как сумел совладать со своей. Будем же друзьями? – И он протянул мне руку; я не нашел в себе сил пожать ее. – Что ж, тогда товарищами – так тоже сойдет. А теперь, пока я отдыхаю после давешней встряски, расскажи мне, отчего ты, такой молодой и удалой на вид, бродишь понуро и одиноко по этому пустынному побережью.
Голос карлика звучал хрипло и резко, а сам он во время своей речи извивался так, что на него было жутко смотреть. Тем не менее он приобрел нечто вроде влияния на меня, коему я не мог противиться, и я поведал ему свою историю. Выслушав мой рассказ, карлик разразился продолжительным и громким смехом, который эхом отдавался в окрестных скалах; казалось, сам ад завывает вокруг меня.
– О, брат Люцифера! – воскликнул он. – Стало быть, и ты пал из-за своей гордыни; и ты, великолепный, как сын Зари, готов отринуть свою красоту, свою невесту, свое благополучие, лишь бы не покориться тирании добра. Клянусь душой, я приветствую твой выбор!.. Итак, ты бежал, ты сдался; и теперь собираешься умереть с голоду в этих скалах и позволить птицам выклевать твои мертвые глаза, меж тем как твой враг и твоя суженая не нарадуются твоему падению. Я нахожу, что твоя гордыня странным образом сродни смирению.
Пока он говорил, тысячи ядовитых мыслей жалили меня в самое сердце.
– Что же ты прикажешь мне делать? – вскричал я.
– Я? О, ничего, разве что лечь наземь и помолиться в ожидании смерти. Но, будь я на твоем месте, уж я бы знал, что следует делать.
Я приблизился к нему. Благодаря своим сверхъестественным способностям он представлялся мне оракулом; и все же странная и жуткая дрожь сотрясла меня с головы до пят, когда я произнес: «Говори! Научи меня – посоветуй, как поступить!»
– Отомсти за себя, приятель! Посрами своих врагов! Повергни ниц старика и овладей его дочкой!
– В целом мире, куда ни глянь, – воскликнул я, – мне неоткуда ждать помощи! Будь у меня золото, я мог бы достичь многого; но я беден и одинок – и потому беспомощен.
Пока я вел свой рассказ, карлик восседал на сундучке. Теперь он спрыгнул с него – коснулся какой-то пружинки – cундучок распахнулся! Какое богатство оказалось внутри – сверкающие драгоценные камни, сияющее золото, бледное серебро! Во мне загорелось безумное желание завладеть этими сокровищами.
– Несомненно, – произнес я, – всяк, кто столь же могуществен, как ты, способен осуществить что угодно.
– Нет, – скромно возразил уродец, – я не так всемогущ, как кажется. Я владею некоторыми вещицами, коими ты, вероятно, жаждешь обладать; но я отдал бы их все за малую долю того… нет, даже за временное пользование тем, что есть у тебя.
– Все, что у меня есть, к твоим услугам, – с горечью отозвался я. – Нищета, изгнание, позор – дарю тебе их все, без остатка.
– Превосходно! Благодарю. Прибавь еще кое-что к своему дару, и мои сокровища достанутся тебе.
– Ничто – единственное мое наследство; что, кроме этого, хотел бы ты получить?
– Твои привлекательные черты и стройное сложение.
Я содрогнулся. Что же, этот всесильный урод намеревается убить меня? Кинжала у меня не было. Я забыл помолиться – и ощутил, как кровь отхлынула от моего лица.
– Я прошу о займе, не о подарке, – продолжало безобразное существо. – Одолжи мне на три дня свое тело; взамен ты получишь мое – в качестве временного пристанища для своей души – и, в уплату за услугу, принадлежащий мне сундучок. Что скажешь о такой сделке? Каких-то три кратких дня.
Говорят, вести недозволенные беседы опасно; и я – прекрасное подтверждение этой максиме. Может показаться невероятным, что я вообще дал себе труд выслушать предложение карлика; однако, несмотря на противоестественное уродство этого создания, чей голос повелевал земной, воздушной и морской стихиями, в его персоне было нечто завораживающее. Меня так и подмывало согласиться – ведь, владея тем сундучком, я мог бы править миром. Останавливало меня только одно: опасение, что он не сдержит данного слова. Затем я подумал, что вскоре все равно умру в этих пустынных песках, и тогда тело, которое он мечтает заполучить, уже не будет принадлежать мне, – так почему бы не попытать счастья? Кроме того, я знал, что, согласно законам магического искусства, существуют постулаты и клятвы, пренебречь которыми не осмелится ни один чародей. Я медлил с ответом, меж тем как он ни на миг не прекращал уговоры, то вновь демонстрируя свое богатство, то рассуждая о том, сколь малую цену за него затребовал, – покуда отказ от сделки не начал казаться мне сущим безумием. Так оно и бывает: мы пускаем нашу ладью в бурный поток, и она несется вниз по течению, преодолевая пороги и водопады; мы отдаемся неистовству страстей, водоворот которых увлекает нас в неведомые дали.
Он произнес множество клятв, в то время как я заклинал его множеством святых имен; внезапно я увидел, что мои слова заставляют это чудесное воплощение власти, этого повелителя стихий дрожать, точно осенний лист; и наконец карлик, запинаясь (как будто собственный дух неохотно и через
