не видел свою родную жену никогда!
Она настойчиво звала его на свидание, да вот беда. Светлана жила в Сочи, в маленькой квартирке с видом на море. А Борис жил в большой квартире, но с видом на реку Воркуту. И это обидное обстоятельство рушило их совместные мечты. Он мучался несколько недель, но в конце концов решился. Почему бы и нет, собственно говоря? Борис в отпуске был последний раз года три назад, да и то с женой, детьми и тёщей. Решено — сделано. Он придумал себе командировку, подготовил нескольких своих приятелей, соорудил легенду. Маша ни в коем случае не должна ничего узнать. Гульки гульками, а семья — это святое. Он же не повеса какой-нибудь, а серьезный мужик!
И вот теперь он ехал в веселом предвкушении интрижки с прекрасной, развратной Светланой. Но что-то всё не давало ему покоя. То ли заботливо приготовленная и укутанная женой курица, то ли родной тонкий запах чистого белья, который он почувствовал, надевая заботливо наглаженную футболку. Но Борис стойко гнал от себя эти мысли и переключал внимание на экран телефона, где шутил какой-то хлипенький комик.
Верхний свет давно выключили и в купе стало совсем по-домашнему. Только мерный стук колёс, да чья-то позабытая в стакане ложечка напоминали попутчикам о том, что они мчат в темноте, неминуемо приближая в своей жизни черту невозврата.
Антон задремал. Сон был прерывистым и тревожным, как и все его сны в последнее время. Плакала мама, о чем-то умоляя его, сложив ладони. Сурово, исподлобья, смотрел отец. А маленькая сестренка цеплялась за его куртку и протягивала к нему ручонки. Но он развернулся к ним спиной и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Стук был таким громким, что Антон вздрогнул и проснулся. Тишина.
Он осторожно глянул на соседнюю полку, потом вниз — все спят. Устроившись поудобнее и заложив руки за голову, он, уже в сотый раз, стал обдумывать свой план.
Из Сочи на трансфере он доедет до Скайпарка. Билет купил заранее, так что не придется торчать в очереди. Да и в это время года туристов должно быть поменьше. Дальше он побродит по парку, полюбуется на горы. Обязательно зайдет на смотровую площадку второго уровня. Должно быть, оттуда отличный вид!
А потом поднимется на мост. Дойдет до середины и на площадке для банджи его встретит инструктор. Проверит билет. Заведет его внутрь. Попросить еще минутку. Это нормально, там все волнуются. Там, наверху, ветер так гудит, что приходится орать, чтобы тебя услышали. Неожиданно оттолкнуть инструктора и вперед! До трамплина всего шесть шагов. Никто не сможет сориентироваться так быстро. Пробежать, оттолкнуться, и… семь секунд свободного полета над этой красивой, жестокой планетой.
Антон Красков будет первым, кто пролетит эти двести семь метров без страховки. “История одного лишнего человека. Если ты ничего не можешь дать этому миру, если этот мир не может дать ничего тебе — найди в себе силы уйти красиво”. — Так думал Антон и его мальчишеское лицо озаряла мечтательная улыбка. — “Вот шуму то будет! Интернет взорвется этой новостью!”
А если совсем повезет, кто-нибудь окажется на мосту с телефоном, и снимет его полёт на видео. И тогда Антон войдет в историю бесповоротно. То, что попало в Сеть, останется в ней навсегда.
Миллерово
Новый день был удивительно похож на предыдущий. Сменился только пейзаж за окном. Вместо заснеженных равнин и высоких деревьев теперь мелькали голые чёрные степи. Кое-где были видны даже островки озимых полей. Высокое синее небо сменилось низкими тучами.
Ира давно проснулась, но из-под одеяла вылезать было лень. Она сидела, укутавшись со всех сторон, и задумчиво смотрела в окно. Аркадий Ильич куда-то ушёл, а на верхних полках царил мерный храп.
Она рассеяно пролистала оповещения на смартфоне. Ничего интересного. Денис, после вчерашней бурной сцены, долго извинялся в сообщениях, и она, как обычно, его простила. Оставался всего один день до их встречи, и Ира нервничала всё сильнее. Как сложится их первый разговор? Будет ли он рад или начнёт с обвинений? Как он отреагирует на то, что она ехала в купе с тремя мужчинами? Хотелось найти ответы на эти вопросы, но их не было.
Счастливое предвкушение потихоньку сменялось тревожными мыслями. А что, если всё это большая ошибка? Аркадий Ильич вчера так сочувственно смотрел, когда она рассказывала свою историю. Мысли побежали в другую сторону. А что сам этот, интеллигентный дедушка, собирается делать в Сочи? Почему едет один? И почему он говорит о себе во множественном лице? Наверное, у него старческий маразм. Хотя, признаться, на сумасшедшего он совсем не похож…
Предмет её размышлений вошёл в купе и приветливо улыбнулся:
— Уже проснулась? Доброе утро, Ирочка. — полушёпотом проговорил он.
— Доброе утро, Аркадий Ильич.
— Что, наши попутчики ещё спят?
— Угу.
— А ты завтракала?
— Как раз собиралась. — Ира села и достала из сумки контейнеры с едой. — У меня есть вкусный пирог, мама испекла. Хотите?
Аркадий Ильич покачал головой:
— Ох, искусительница. — улыбнулся он. — Нам, вообще-то сладкое нельзя. Но если ты настаиваешь… Пожалуй, съем кусочек.
Ира улыбнулась в ответ. От этого человека исходил такой тёплый, умиротворяющий свет, что казалось — это её собственный дедушка, которого Ира совсем не помнила.
Наверху раздались шорохи и вдруг показалась помятая физиономия Бориса. Он, нисколько не заботясь о тишине, радостно пробасил:
— Доброго утречка, друзья. Уже чай пьете? Я вот сейчас спущусь и угощу всех вкуснейшим печеньем.
Потом тихо и незаметно спустился и Антон, и хотел уже проскользнуть в коридор, но Борис не оставил ему шансов.
— Антоха, давай тоже присоединяйся. Вот чай, у меня и кофе есть. Будешь кофе?
Парень застенчиво согласился на чай и ушёл за кипятком.
Мерный стук колёс потихоньку сменил утро на день, затем день на вечер. На станциях выходили подышать свежим воздухом. Погода сильно изменилась, с каждым километром всё больше теплело, южное солнце дважды прорывалось сквозь тучи. Но все же зима давала о себе знать промозглым ветром.
Отрадо-Кубанская
Последний вечер их маленького путешествия Борис провозгласил праздничным. Он, не обращая внимания на протесты попутчиков, заказал в вагоне ресторане ужин на всех, и откуда-то извлёк красивую пузатую бутылку с коньяком.
Ира и Антон отнекивались до последнего, а Аркадий Ильич лукаво улыбался.
— Борис, что же вы спаиваете двух подростков и одного старика.
— Я не подросток! — обиженно буркнул Антон с верхней полки. — Мне исполнилось двадцать.
— Простите, Антон, конечно же вы уже не
