чтоб получилось что-то вроде палатки, шатра.
— Домик в домике, — пропищала из-под ковра девочка.
— Держи-ка!
От куска желтого сахара я отломила кусочек поменьше и дала его ребенку. Девочка жадно ухватила его, зачмокала жадно, словно никогда в жизни не ела ничего вкуснее.
Впрочем, почему — как будто. Наверное, так и было. У Клотильды вряд ли были для этого ребенка лакомства.
На кухне я отыскала старый чайник. В саду потерла его снегом, счищая пыль. Набила и натрамбовала снега внутрь. В шкафу набрала лепестков и листьев, оставшихся от душистых трав.
Они пахли так славно, так знакомо, что я вдруг ощутила летнее тепло и покой.
Отчего-то страх перед смертью отступил.
Я вздохнула свободнее, словно какая-то сила, до той поры меня сковывающая, вдруг исчезла.
И я знала, что все у нас будет хорошо.
— Будем чай пить, — прошептала я, вешая чайник над пылающими поленьями. — Тебя как зовут?
— Лиззи, — ответила малышка из-под ковра. — А тебя?
Я посмотрела на огонь и задумалась.
Какое имя я теперь буду носить?
Та, что умерла от болезни, звалась Ольгой. Сгоревшая в горячке молоденькая жена Жана была Эльжбета. Только обеих их больше не было. Не хотела я называться именами людей, ушедших за черту.
— Не знаю, — ответила я.
— Как так? — удивилась девочка и высунула из-под ковра голову.
— Забыла, — ответила я. — Так сильно болела, что забыла свое имя. И вспоминать не хочу. Давай вместе придумаем мне новое?
— Новое? — недоверчиво переспросила Лиззи. — Красивое?
— Ну, я надеюсь на твою щедрость, — усмехнулась я.
— Роза? — спросила девочка.
Я глянула в блестящий бок чайника, который еще не успел закоптиться над огнем.
Мое новое лицо было совсем… не как у Розы.
Тонкое, бледное, со светлыми ниточками бровей. Меня можно было б назвать привлекательной, если б не печать усталости и болезни, лежащая на челе.
— Нет, — Лиззи сама поняла, что это имя не подходит мне. — У тебя волосы светлые. А роза — она яркая. Красная. Ты точно не Роза!
— Да, точно подмечено, — согласилась я.
Волосы у меня были светлые, длинные, пепельного оттенка, чуть вьющиеся. Наверное, если их отмыть, они будут еще красивее.
— Бэлла? — меж тем продолжала размышлять Лиззи. — О, нет. Я знала одну Бэллу. Она была смуглой, и волосы у нее были черные, как смоль. И щеки круглые, как яблоки! Может, Бьянка? Смотри, ты такая беленькая. Тебе должно подойти это имя.
— Бьянка? — пробуя новое имя на вкус, вслушиваясь в его звучание, повторила я. — А почему бы и нет. Красивое имя. Пусть будет Бьянка. Спасибо!
Потом мы пили чай, пахнущий лесом и ягодами, и по очереди кусали кусок желтого сахара. И мне казалось, что никогда я не ела ничего вкуснее, чем этот сахар с кипяченой водой…
Сама не знаю, зачем я согласилась взять с собой эту девочку.
Наверное, это гормоны молодого тела виноваты. Мать, только что потерявшая ребенка, хотела восполнить пустоту в своем сердце. Материнский инстинкт.
Может, жаль ее было.
«Да девчонке нипочем не выжить в том змеином гнезде, — подумала я, подкинув еще поленце в камин и забираясь под ковер к ребенку, задремавшему с недогрызенным сахаром в руке. — Старая ведьма или голодом заморит, или кипятком ошпарит, или на ночь во дворе забудет. Вот тебе и все. А у меня… по крайней мере, я буду о ней заботиться».
Странные мысли для девушки, которая сама нуждается в заботе!
Под ковром было жарко. Солома была, конечно, не перина, но все же помягче, чем голые доски.
Я накрыла ребенка своим юбками, прижала девочку к себе, и тоже задремала в тепле. Нам надо было обеим выспаться и набраться сил. Впереди нас ждала трудная жизнь и много работы.
Но дома и стены кормят!
«Ничего, ничего Лиззи, — сквозь сон думала я. — Мы обязательно выкарабкаемся!»
Проснулась я на удивление бодрая, полная сил.
Еще бы! Впервые за долгое время у меня ничего не болело. Не тошнило от мерзкого металлического привкуса лекарств во рту. И не было страха, что на подушке я найду очередной клок волос.
Хотелось есть; кстати, тоже практически подарок судьбы.
Раньше поесть меня уговаривали. Вливали питательную жижу через зонд. Теперь же я готова была проглотить даже сухую краюху хлеба. Это ли не подарок судьбы?
Малышка еще спала, и я пока решила осмотреться.
Все кругом казалось мне знакомым и незнакомым. В воспоминаниях молоденькой жены Жана этот домик был уютным, теплым и маленьким, а я видела только пыльный и заброшенный сарай.
Не место тут больной женщине. Да и ребенку тоже.
— Ну, ничего, — пыхтела я, натягивая тяжелую шубу на плечи. — Мы приведем тут все в порядок!
Дрова в камине давно прогорели, дом снова стал холодным. Поэтому первым делом я постаралась развести огонь, чтоб согреться. Хорошо, что вчера несколько поленьев положили перед огнем сушиться! Нарвав тонкой коры, я сложила ее шалашиком под поленьями и подожгла. Веселый огонь занялся, а мне показалось — это новые жизненные силы вливаются в мои жилы.
Рядом с домом протекал незамерзающий быстрый ручей. Я это точно помнила. Оттуда старый аптекарь брал воду, когда варил свои снадобья. Еще и гордился ею, говорил, что она с серебром. Мол, от нее все раны быстрее заживают.
Прочистить узкую тропку к этому ручейку было делом нехитрым. Тем более, что деревянная старая лопата отыскалась у самых дверей. Она стояла, прислоненная к стене.
Но я была еще слишком слаба и провозилась с этим целый час. А тропинка получилась совершенно узенькой.
Зато можно натаскать много воды! Вымыть пыльную комнату, пол, серые мутные окна. Да и чай заваривать не из подтаявшего на солнце снега, а из чистой и вкусной воды!
За нехитрой работой я успокоилась, кое-как привела в порядок хаотично мечущиеся мысли.
Итак, с чего начать? Как нам вдвоем выжить?
— Нужно снова продавать лекарственные травы и настои, — твердо ответила я сама себе, разгребая лопатой снег на каменной дорожке. — Только это я и умею. Только в этом я и понимаю. Нужно осмотреть сад, грядки. Что-то обязательно сохранилось! Клотильда могла вырыть розы и лилии, но лекарственные травы она не знает, и вряд ли их забрала. Что-то должно было остаться. Но сейчас зима; до появления первых трав еще месяца три.
