поцелуй на ее макушке. — Я люблю тебя, малышка.
— Николас, — выдыхает Калли, шокируя меня, подходя ко мне сбоку и обхватывая руками мою руку. — Это… — Она наклоняется вперед. — Это маленькая летучая мышь?
— Конечно, это так. Она супергерой, как и ее мама, и ей нужно помнить об этом.
Слезы наполняют глаза Калли, когда она отрывает свой взгляд от моего и возвращается к нашей девочке.
— Это нереально, — шепчет она, когда я обнимаю ее.
— В наилучшем виде, Ангел.
* * *
К счастью, Калли руководила родами как профессионал. Ей не понадобилось накладывать швы или что-то в этом роде, и наш маленький ангел был совершенно идеален и даже принимался за кормление, как будто она была создана для этого. Итак, всего через несколько часов после того, как Калли произвела ее на свет, нам разрешили выйти из того здания с нашей девочкой, надежно укрытой в ее автомобильном кресле.
Это был самый сюрреалистичный момент в моей жизни.
Мы ушли, и никто не последовал за нами, никто не сказал нам, что делать или как ухаживать за этим ребенком, который нуждался в нас во всем.
Никакие тренировки или пытки не смогли бы подготовить меня к этому моменту.
— Значит, мы должны забрать ее домой и просто… сохранить ей жизнь? — Спрашивает Алекс, выглядя совершенно ошеломленным, когда он смотрит на свою племянницу с любовью в глазах, но озабоченно морщит лоб.
— Очевидно, да, — соглашается Калли.
— И к ней не прилагалось руководство по эксплуатации или что-то еще?
— Ты видел, как она появилась вместе с нами, братан, — говорю я, хлопая его по спине.
В наши планы не совсем входило, чтобы Алекс был там с нами. Но, черт возьми, в ту секунду, когда он просунул голову в дверь, я понял, что он нужен мне там. Для меня и для Калли.
Он был такой огромной частью наших отношений, такой огромной поддержкой для нас обоих в течение последних нескольких месяцев. И хотя он выглядел на грани обморока все время, пока находился на периферии действия, я бы не хотел, чтобы было по-другому.
В ту секунду, когда акушерка объявила, что наш ребенок здесь, он обнял меня за плечи, поцеловал в макушку, и выскользнул из комнаты, оставив нас наедине.
— Я не собираюсь лгать, мне показалось, что это было больно, как сука. Ой— жалуется он, когда я отвешиваю ему подзатыльник.
— Ты только что назвал мою дочь сукой? — рычу я.
— Что? Этого драгоценного маленького ангела? Ни за что на свете. — То, как он смотрит на свою племянницу, растопляет мое маленькое черное сердечко.
— Хорошо.
— И для протокола, это было больнее, чем просто сука. Но она того стоила, — говорит Калли, проводя пальцами по пухлым щечкам нашей дочери.
— Идем, Ангел. Давай отвезем ее домой. Посмотрим, что она думает о своей новой берлоге.
После трехкратной проверки того, что автокресло установлено правильно, я помогаю Калли сесть на пассажирское сиденье, прежде чем обежать вокруг, чтобы запрыгнуть на заднее сиденье с моим маленьким ангелом.
— С ней все в порядке? — Спрашивает Калли, поворачиваясь на своем сиденье так, чтобы она могла наблюдать за нами.
— Она идеальна. Поехали, Э. И постарайся не травмировать ее своим ужасным вождением в ее первой поездке.
— Отвали, эта девчонка ничего не собирается бояться.
— Чертовски верно. Наша девочка будет самой большой задиристой принцессой, которую, блядь, когда-либо видел этот город, — с гордостью объявляю я, переставляя ее игрушку, обдумывая, что именно мне нужно сделать, чтобы это была ее любимая плюшевая игрушка на следующие несколько лет.
Я не спускаю с нее глаз всю дорогу домой, и, прежде чем мы успеваем опомниться, мы с Алексом усаживаем Калли на диван со всеми закусками, которые она только может пожелать, пока мы суетимся, пытаясь сделать так, чтобы они обе были счастливы.
— У тебя ведь есть имя для нее, верно? — Спрашивает Алекс.
Все они месяцами жаловались на нас, потому что мы отказывались говорить им, какие имена выбрали.
— Конечно, у нас есть имя.
— Значит, ты не был настолько уверен, что это был мальчик.
— У нас были все основания, — уверяю я его, прежде чем с дивана доносится тихий всхлип, от которого мое сердце тает.
— Черт, это мило, — говорит Алекс, когда я спешу к своей девочке.
— Привет, малышка, — выдыхаю я, поднимая нашу девочку из корзины Моисея, как будто она сделана из стекла.
— Что тебе нужно сделать? — Спрашивает меня Алекс, наблюдая за нами с весельем, мерцающим в его глазах.
— Хм… пас.
Она издает еще один тихий стон, который побуждает меня к действию.
— Подгузник? — Спрашиваю я его. — Нас двое, — говорю я, глядя вниз, где Калли лежит без сознания на диване. — Мы с этим разберемся, верно?
— Будь я проклят, если знаю. Но мне более чем интересно понаблюдать, как ты пытаешься справиться с этим. У меня камера наготове. Мама наверняка захочет все это увидеть.
— Ты придурок, — бормочу я, хотя не могу отрицать, что он прав. Я уже получил миллиард сообщений от мамы, но мы сказали всем несколько недель назад, что, когда придет время, они все должны отвалить нахуй и дать нам минутку. Мы позовем их всех, когда будем готовы — при условии, конечно, что они все не ждут у нашей входной двери, готовые ее выломать. — Здесь ничего сложного. Ты ведь мне поможешь, малышка? — спрашиваю я, прежде чем попробовать сменить подгузник моей девочке.
С кнопками на ее детском платьице, количеством детских влажных салфеток, необходимых для того, чтобы вытереть все, что, черт возьми, вытекает из задницы этой девочки, а затем втиснуть ее обратно в несколько слоев одежды, у меня уходит намного больше времени, чем следовало бы, чтобы выполнить эту единственную задачу. Но мы делаем это, и я клянусь, если бы она могла, она бы улыбнулась мне, когда я, наконец, снова посмотрю ей в глаза.
— Как ты думаешь, я хорошо справился, малышка? — Спрашиваю я.
Но когда все, что она делает, это хнычет, я понимаю, что ей нужно нечто большее, чем вытирание ее милой маленькой попки.
Ей нужна ее мамочка и немного еды.
— Тогда давай, малышка. Пойдем и разбудим твою прекрасную мамочку.
Мне неприятно будить ее после всего, через что она уже прошла, но Калли была непреклонна в том, что хочет кормить грудью или хотя бы попытаться, чтобы она могла принять более обоснованное решение о том, хочет ли она продолжать.
— Калли, — говорю я, присаживаясь на край подушки, на которой она лежит.
Ее глаза в панике распахиваются.
— Прости, я не хотела—
— Тебе разрешено спать, Ангел. Но я думаю, что она, возможно, голодна.
Взгляд Калли смягчается в ту секунду, когда она замечает нашего маленького
