– в толпе раздались удивленные возгласы, завизжала женщина, а кто-то высказал очень адекватную мысль: «Да ну его на хер, скорее валим отсюда».
Я начал подниматься, сначала на четвереньках, потом, как пьяный, пошел на взлет не разбирая дороги. Почувствовал теплую кровь на щеке, стекающую из пульсирующего виска, протер глаза, но все вокруг было как в тумане.
В голове только одна мысль – бежать! Бежать от черной тучи, от того холода, что несет в себе этот рой непонятных сгустков.
Я оперся на горячий капот, затормозившего передо мной автомобиля, и не реагируя на мат водителя, поковылял дальше. Тормознул, пропуская еще одну тачку, перекатился через капот следующей. И видя, что черное облако пролетело мимо разбегающихся туристов и несется прямо за мной, поддал скорости.
Наэлектризованное гудящее нечто гнало меня до самой набережной. Я потом так и не понял, как мне пришла в голову эта идея с Москвой-рекой, да еще в ноябре. Может, в памяти всплыл образ Винни Пуха с его побегом от пчел, или это был кот из Том и Джерри, а может шарик из Простоквашино – не помню, в голове в том момент все перемешалось.
Черные кляксы почти догнали меня, касались и жглись, будто медузы, вились вокруг, то залетая вперед, кружась над головой. Я отмахивался, лупил по воздуху дубинкой, но только жалил руки при столкновении с искрами.
Я запаниковал и не придумал ничего умнее, как вскочить на парапет и сигануть в воду. Солдатиком взорвал толщу воды, обжегся от лютого холода и моментально стал погружаться под тяжестью промокшей одежды.
План не сработал.
Вода вокруг начала светиться от погрузившегося за мной роя. Сгустки сцеплялись в единое целое, стягивались вокруг меня и тянули на дно, будто я не просто попал в трясину, а еще и в водорослях запутался. В агонии, чувствуя, что уже нет не только сил, но и воздуха, я истерично дернулся, стараясь хоть как-то выбраться из черного вязкого плена.
Но тело ответило лишь судорогой, от которой меня парализовало. Губы разомкнулись, и я начал глотать тухлую воду, отдающую машинным маслом. Черная пленка сомкнулась перед глазами, и я отключился…
* * *
Боли не было. Возможно, я летел, как во сне. А, может, меня разобрали на миллионы маленьких молекул, на какую-то человекоподобную пыль, свободно парящую под солнечными лучами. Но потом запылесосили обратно, собрав в бесформенный сгусток энергии, который начал обратно трансформироваться в человеческую тушку.
Я закашлялся, выплевывая вязкую жидкость, заорал, чуть не выворачивая себя наизнанку, и открыл глаза.
– Что со мной? Где я? – пытаясь сфокусировать зрение, я не понимал, что происходит, но видел, что какие-то тени окружают меня со всех сторон.
– Все в порядке, лежи, не вставай, – послышался теплый мужской голос, – Ты, наконец, дома…
Глава 2
Осознание окружающего прояснялось урывками.
На волне хоть какой-то ясности я разглядел несколько фигур, стоявших по кругу – люди в темных балахонах с глубокими капюшонами. Черные затухающие сгустки, втягивающиеся в провалы лиц под эти самые капюшоны.
Потом волна забвения с проносящимися перед взором картинками из моей жизни. Дома – это где? В Ясенево? Куда я переехал несколько лет назад с бабушкой, а потом жил один, когда ее доконала деменция, и она пропала без вести.
Найти я ее – единственного родного мне человека, я так и не смог. А узбекам я тогда не соврал – родителей и, правда, не было. Ну то есть лет до восьми были, но погибли в какой-то аварии. Бабушка не любила об этом говорить, тянула меня в одиночку, хмурилась на все мои косяки и залеты, а потом молча собирала вещи, и мы меняли город и школу. Пока не осели в Ясенево, так что да – вполне себе дом.
Когда зрение опять прояснилось, и я смог вынырнуть из вязкой сонной трясины, понял, что лежу на каком-то постаменте, а рядом, буквально в метре от меня, на такой же тумбе лежит старик. Мертвый старик, но с такой довольной застывшей лыбой, с таким умиротворением на сморщенном бородатом лице, что смело можно было утверждать, что покинул он этот мир очень счастливым.
Между нами стоял мужчина, тоже с сединой в бороде, и тоже довольный. Даже несмотря на то, что вместо правой кисти у него из-под рукава торчал сдвоенный крюк. Это он говорил со мной, не останавливаясь трындел, что я дома и что все получилось.
– Отдыхайте, Матвей Александрович, не беспокойтесь, мы вас в дом перенесем, – я услышал заботу в его голосе и, будто перестав сопротивляться слабости, отключился под продолжающееся мерное бормотание, – Неужели получилось, как жаль, что барин не дождался, не пережил…
* * *
Пробуждение было необычным – уже давно не припомню такого состояния. Выспался, отдохнул, ничего не болит, нигде не затекло, отходняка и похмелья нет, в школу или на пары не опаздываю. Лежу на железной, скрипящей пружинами, старой кровати.
Кованая спинка с завитками и цветочками сильно потускнела, видны следы пыли, а в одном углу ярко блестит на солнце тонкая паутина. Огромная подушка, в которой голова утонула почти целиком, пахла увядшими травами – что-то луговое с примесью земли.
Стены измазаны побелкой, деревянное окно с растрескавшимся профилем, под потолком вьется змейкой проводка, прямо как в старых подъездах на Арбате – два черных переплетенных провода. Ведут к центру потолка, с которого свисает одинокая лампочка.
Комната оказалась небольшой, метров десять квадратных. Помимо кровати, на которой я поскрипывал пружинами, у стены стоял комод, накрытый кружевной скатеркой, явно ручной работы. На комоде стояли белые фигурки, издалека похожие на слоников, но приглядевшись, я понял, что это либо очень хреново сделанные слоники, либо таких уродцев в нашем мире я не встречал.
Над комодом висело несколько старых фотографий, будто сделанных в начале прошлого века. Бородатый мужик стоя, перед ним женщина на стуле, а вокруг несколько детей, плюс отдельные портреты. Но разглядеть детали не получилось, лишь замыленные от старости и потерявшие резкость силуэты.
У двери стоял стул, на котором лежала одежда. Штаны, рубашка и куртка, похожая на джинсовую, плюс грубые ботинки на полу – с виду новое, но фасон и стиль очень напомнил форму работяг того же времени, что и на фото.
Я оделся и подошел к окну, в надежде увидеть хоть какие-то знакомые виды. Вид открывался примерно со второго этажа и довольно скудный – яблоневый сад, колодец и покосившийся старый сарай с лысыми тропинками, разбегающимися среди всего этого
