там интересовались. В этом нам поможет отчет общественной библиотеки города Новая Ладога, являвшегося в ту пору центром одного из уездов Петербургской губернии.
Весьма показательно, что вкусы читающей публики в провинции не очень отличались от вкусов столичной публики. Среди кумиров уездной Новой Ладоги можно было увидеть как классиков русской литературы, так и совершенно позабытых ныне писателей, имена которых знают сегодня только специалисты-литературоведы.
В 1910 году чаще всего спрашивали Льва Толстого. На втором месте шла известная в ту пору писательница Анастасия Вербицкая – автор книг по вопросам женской эмансипации, проповедница «свободной любви». После революции, в 1919 году, советская власть объявила ее книги порнографическими. Склад ее изданий удалось спасти от уничтожения только благодаря вмешательству Максима Горького. Чтобы проверить обвинения против Вербицкой, один из первых литературных критиков-марксистов Вацлав Воровский назначил комиссию из 12 человек, которая заседала три месяца и пришла к выводу о совершенной «безвредности» книг Вербицкой. Роман «Дух времени» даже рекомендовали для переиздания. Однако в 1924 году книги Вербицкой окончательно запретили. Она пыталась писать, переводить, сотрудничать в различных изданиях под псевдонимами, писала внутренние рецензии. Ссылки и ареста она избежала чудом, лишь благодаря имени своего сына Александра – основателя 2-й студии МХАТа, народного артиста Республики, заслуженного деятеля искусств, знавшего самого К.С. Станиславского. Умерла она в конце 1928 года…
Вслед за Вербицкой часто спрашивали книги Александра Амфитеатрова, Леонида Андреева, Евгения Салиаса и Михаила Арцыбашева, и уже только потом следовали Антон Чехов, Максим Горький и другие признанные классики.
Имя Леонида Андреева хорошо известно и сегодня, а вот Александру Амфитеатрову – автору романов об интеллигенции, о женском вопросе и проституции – повезло меньше: в глазах советских литературоведов он являлся прежде всего пропагандистом-белогвардейцем. Арцыбашева советские литературоведы обвиняли не только в «антисоветчине», но и в «проповеди аморализма, сексуальной распущенности, отвращении к общественным идеалам». Это касалось в первую очередь его знаменитого романа «Санин».
Имя Амфитеатрова, как и Арцыбашева, вернулось в Россию во времена «перестройки» как часть литературы русского зарубежья. Но вот писатель Евгений Салиас (настоящее имя – Салиас-де-Турнемир) и сегодня практически никому не известен. А ведь век назад многие зачитывались его историческими романами и повестями, такими, как «Пугачевцы», «Петербургское действо», «Свадебный бунт», «Барышни-крестьянки», «Владимирские Мономахи». Теперь эти книги ведомы только историкам литературы.
На «задворках» столицы
Традицией современной петербургской власти уже давно стали «инспекционные» выезды губернатора и районных глав администраций на городские объекты. Существовало такое правило и в старом Петербурге. В ту пору городской голова также имел обыкновение не только принимать участие в торжественных мероприятиях, но и посещать глухие «задворки» столицы.
Многие горожане связывали надежды на «оздоровление» Петербурга с назначением в мае 1913 года городским головой графа Ивана Ивановича Толстого – культурного и общественного деятеля, нумизмата, археолога, одного из основателей Русского музея. Толстой пришел на смену Илье Ивановичу Глазунову, который уже давно стал в Петербурге мишенью всеобщей критики. «Хочется думать и верить, что ныне всем эстетическим изуверствам пришел конец, – писал в августе 1913 года известный столичный литератор, ревнитель старого Петербурга Николай Брешко-Брешковский, имея в виду столь нелюбимую им модернистическую архитектуру. – Граф Толстой больше десяти лет был вице-президентом Академии художеств, понимает искусство, любит и ценит его. Ко всему этому еще, Толстой – человек высокой культуры, широко и европейски образованный».
Свою репутацию Толстой подтверждал «инспекционными» объездами Петербурга. К примеру, в один из июльских дней 1913 года городской голова осмотрел район у засыпанного русла речки Таракановки. Его весьма неприятно поразило неблагополучное состояние этой густонаселенной части города.
«Местность здесь напоминает собой некую Сахару с зыбучими песками и чахлою травкой в виде оазиса посредине грандиозной свалки мусора, – отмечал обозреватель. – На мостовые нет и намека. При малейшем ветре поднимаются столбы пыли. Лошади вязнут в засуху в песке, а в мокрую погоду – в липкой грязи».
С назначением в мае 1913 г. городским головой графа И.И. Толстого многие петербуржцы связывали надежды на «оздоровление» города
В тот же день городской голова отправился осматривать улицы, которые вели к Гутуевской гавани. Здесь картина оказалась не менее плачевной – Виндавская и Динабургская (ныне Двинская) улицы своим неблагоустройством привели Толстого в изумление. Особенно удручили городского голову пришедшие в совершенную негодность мостовые. Картина полной бесхозяйственности еще больше усугублялась присутствием рабочих, которые уныло копались возле разрытых водостоков.
Обеспокоенный увиденным градоначальник отметил, что Городской думе не мешало бы приложить побольше стараний к упорядочению этой важной окраины, чтобы первое впечатление иностранцев от Петербурга хотя бы сколько-нибудь согласовывалось с красотой «Северной Пальмиры». Ведь именно в Гутуевскую гавань приходили океанские пароходы с грузами, а также с пассажирами, прибывавшими в столицу Российской империи. «Тут следовало бы проложить широкие проспекты, соорудить роскошные дома, создать достойное преддверие Петербурга», – отмечал обозреватель.
На следующий день граф Толстой продолжил объезд неблагоустроенных мест Петербурга. На этот раз он нанес визит на Полтавскую улицу, где сооружался храм-памятник в память 300-летия Дома Романовых. К сожалению, неопрятный вид Полтавской улицы оставлял желать лучшего. Толстой обратил также внимание на важность упорядочения площади, на которой возведен храм.
Картина увиденного на Полтавской улице настолько сильно потрясла городского голову, что он вскоре затребовал отчет о грузовом движении по этой магистрали. Оказалось, что количество ломовых подвод, двигавшихся по Полтавской улице в обоих направлениях, достигало пятнадцати тысяч в день. А поскольку рядом строилось новое здание почтовой службы для приема и отправки посылок и произведений печати, нагрузка на Полтавскую улицу должна была возрасти во много раз.
Толстой признавал, что вопрос об урегулировании движения в этом районе относится в числу «злободневных». По мнению городского головы, необходимо было серьезно задуматься об изменениях в этой части города: товарную станцию Николаевской (ныне Московской) железной дороги вообще перенести за Обводный канал, сохранив у расширенной Знаменской площади лишь пассажирский вокзал. К сожалению, начавшаяся через год Первая мировая война не позволила тогда воплотить в жизнь намеченные планы…
Ревизия Петербургской стороны
Столичная действительность, в отличие от мифа о «блистательном Санкт-Петербурге», была довольно-таки суровой, и это подтверждают многие достоверные факты. Один из них – санитарная ревизия Петербургской стороны, проведенная в августе 1910 года, во время бушевавшей в столице в очередной раз холерной эпидемии.
Петербургская сторона в те годы являла собой поразительные контрасты. Некоторые ее улицы стремительно превращались в фешенебельные богатые «авеню», заполненные роскошными и престижными магазинами, конторами влиятельных фирм и дорогими доходными домами. Но едва стоило сделать буквально несколько шагов в сторону от всего этого великолепия, как можно было попасть в
