войну
С Израильтянами пошли, как ранее.
Встать в позу Самуил не преминул,
И было слово от него Израилю.
Что говорил, читаем между срок,
Сказал, наверное, что дело гиблое.
К чему б ни призывал тогда пророк,
А тысячи четыре к ночи сгинуло,
Погибло от язычников руки
В бою с филистимлянами проклятыми.
Но в стан вернувшись свой, боевики
Идти не захотели на попятную.
Старейшины подали голос свой –
«За что в бою погибли наши мальчики?
Ковчег завета мы возьмём с собой
И он спасёт нас от руки захватчика».
На поле боя вынесли ковчег,
С ним Илия сыны, Офни и Финеес,
Те самые, кого Бог раньше всех
Приговорил к вперёд ногами выносу.
Когда ковчег завета лишь возник
На горизонте, радостью беременна
Земля стонала — столь великий крик
Евреи выдали единовременно.
Тот слыша крик, филистимляне вмиг
От страха задрожали и попадали,
Едва лишь Иеговы страшный лик
И меч разящий над собой представили.
Сказали: «Горе нам! Ведь ни вчера,
Ни третьего дня божества подобного
Не ждали мы у нашего двора,
Столь сильного, коварного и злобного.
Кто нас избавит от руки его?
Неверных египтян казнил Бог казнями,
А двор и фараона самого
Он поразил чумою и проказою».
Но среди них случился патриот,
Вскричавший — «Люди, проявите мужество.
Лишь с сильным богоизбранный народ
Со временем войдёт в одно Содружество.
Извечный здесь решается вопрос
Еврейский. Но ответ его не в мщении,
Не в том, кому сейчас откусят нос,
А кто кого возьмёт в порабощение».
Филистимляне в сущности своей
Язычники, своих богов не считано,
И с прогрессивной верою еврей
Был перебит числом весьма значительным.
Израильтяне прятались в шатры,
Случилось поражение великое,
Призывы унеслись в тартарары
Со всеми их воинственными криками.
В сраженье тридцать тысяч полегло
Лишь пеших, угодил ковчег в пленение,
И Офни с Финеесом повезло
Погибнуть в день один при исполнении.
Беда ведь не приходит в дом одна.
Вбежал в Силом боец Вениаминова
Родства по племени, в подтёках вся спина
И то, что ниже, цвета тёмно-синего,
Одежда в клочьях, прах на голове…
А Илий, восседая на седалище,
Томился сердцем — как его ковчег
И как там соплеменники-товарищи?
О пораженье возвестил гонец
Те новости до крайности печальные.
Весь город понял, что настал конец
И восстенал от горя и отчаянья.
Был Илий девяноста восьми лет,
Глаза померкли, слава Богу, слышал хоть.
Услышал вопль, с ног слабых сбросил плед
И в возбужденье принял вновь прибывшего.
Про пораженье весть принёс гонец.
Про смерть сынов одновременно жуткую
Узнал отец, но не сломился жрец,
Не помрачился от беды рассудком он.
И лишь прослышав, что ковчег — ку-ку,
Предчувствием и страхами измученный
С седалища жрец рухнул вниз, как куль,
Сломал хребет, настолько тучен был
И дряхл, как пень. В Израиле судьёй
Он правил сорок лет и при коррупции
Текла спокойно жизнь сама собой
По данной Моисеем конституции.
Но видно не спасает воровство
От бед извне. В борьбе с филистимлянами
Наказан свыше был народ за то,
Что лебезил и власть терпел с изъянами.
Жене же одного из тех сынов,
Причиной ставших наказанья Божьего
Всего Израиля (бо Бог суров),
Приспичило рожать до невозможного.
Упала на колени, родила
И умирала, услыхавши правду всю,
Что муж погиб, а их святой оклад
Ковчега впредь не принесёт им радости.
Родня её спасала, как могла –
Не бойся. Сына родила… Невестка же,
На уговоры плюнув, предпочла
При родах умереть. Причина веская
У ней была — коль слава отошла
От их Израиля, ковчег Господень их
Захвачен, то мертва её душа,
И пусть с дитём, но жить нельзя без родины!
Глава 5. Зачем святыни нам чужие?
Зачем святыни нам чужие?
Своих богов недостаёт?
От сотен лет, что им служили,
Одним прыжком мы совершили
К монотеизму переход?
Вопросом тем филистимляне
Могли задаться тут и там,
Когда ковчег Завета рьяно
На обозрение мирянам
Несли по разным городам.
Ковчег тот в храм они вначале
Внесли к Дагону, а потом
Облом случился чрезвычайный –
Наутро их Дагон печально
Лежал к земле своим лицом.
Его на место ставят дружно…
А утром, кто б подумать мог –
Вчера был бог, а нынче чушка.
Лежит Дагон простою тушкой
Без головы, без рук, без ног.
Поверженный бог на пороге
Застыл, маньяком расчленён.
Сцепились ночью, видно, боги
В жестокой сече и в итоге
Дагон был сбит и осквернён.
С тех пор служители Дагона,
При входе пыль сбивая с ног,
Традиций старых эпигоны,
Неписанные чтя законы,
Не наступают на порог.
Рука Творца отяготела
Господня — значит, ждите мор
И язвы страшные на теле,
У всей страны режим постельный
И крыс нашествие из нор.
Дагона капище в Азоте
Началом стало разных бед –
Бог наказал всех — так извольте:
Народ с наростами, в коросте
И прочих бед при нём букет.
Не мышки белые, а звери…
За что сей жребий столь суров
Обрушился на край тот древний? –
С того, что Яхве, Бог евреев,
Терпеть не мог других богов.
Филистимляне то не знали.
Язычники, что с них возьмёшь,
По городам ковчег таскали,
За что еврейский Бог в опале,
Им показал ядрёну вошь.
Не вши (точнее быть), а мыши
Плодились сонмом грызунов
Там, где ковчег стоял под крышей.
В том знамение вижу свыше –
В дом не вноси чужих богов.
Глава 6. Своих-то за что?
Семь месяцев блуждал Ковчег Господень
В чужой земле по разным городам
Филистимлян, но был им неугоден –
В хозяйстве совершенно непригоден
И полчища мышей при нём всегда.
Когда ж тот край наполнился мышами
Настолько, что без писка не ступить
Босою ножкой благородной даме,
Филистимляне вместе со жрецами
Совет держали — как им отпустить
Ковчег Господень, выставить в то место,
Где быть ему сподручней… Приплатить
Жрецам придётся, здесь не отвертеться…
Решил Совет: «Собрать с народа средства,
Пять изваяний жертвенных отлить
Мышиных золотых и пять наростов…»
(Что за нарост — вам скажут мудрецы.
Вернуть чужое тоже ведь непросто…
А глядя на поборы, мне сдаётся –
До золота охочи все жрецы.
Писать об этом откровенно
