его случайная реплика запустила во мне программу, нацеленную – нет, не на выживание – на жизнь.
Врачи и Мышка-Терминатор
Врачевать – значит заговаривать, вы же знаете об этом?
Ответственность за первые волшебные превращения моего тела я храбро возлагаю на Наталью Геннадьевну. Когда к химиотерапии подключили биотерапию, она предупредила о том, что первое введение биопрепарата по нормам должно длиться шесть часов. Посмотрев на меня своим фирменным взглядом поверх очков, Наталья Геннадьевна растянула губы в забавной полуулыбке и, то ли извиняясь, то ли стремясь обрадовать, оповестила: «Ну, он ведь из мышек».
Ах вот оно что. Антитела, полученные из мышей и вводимые в кровь человека. Чуждый белок. Ну что ж, в мышку – так в мышку. Зато я обогатила свой небогатый запас шуток жемчужиной: «А добрый день, позвольте представиться: я, отныне немножко мышка».
Следующим вкладом Натальи Геннадьевны в изменение меня стало направление на установку порт-системы. По схеме лечения лимфомы биопрепарат вливается долго – около двух с половиной лет. Даже самые мощные, повсюду выходящие на поверхность вены не возликуют, если в них будут бесконечно тыкать иглой и вливать высокотоксичную «химию» и биопрепараты. Моя одинокая хилая венка в левой руке взывала о помощи, и было ей отвечено.
Представьте себе круглую, а в разрезе – трапециевидную, титановую розетку диаметром около двух сантиметров с резиновой прокладкой вместо отверстий для вилки. Отходящая от «розетки» силиконовая трубочка вставляется в яремную вену. Игла прокалывает кожу и прокладку, щадя вены, и лекарство попадает сразу в кровь. Это и есть порт-система, внутренний катетер, который вживляется в верхнюю часть груди на время проведения терапии.
В торакальном отделении началась следующая серия больничных приключений. Там я в очередной раз думала о даре, который опустили в мою протянутую руку боги медицины: среди врачебного состава и медицинского персонала диспансера мне лично не встречались плохие люди – грубые, равнодушные, относящиеся к своему дела на «отпились». Ах, какие сестрички кололи мои руки, а потом – «розетку»! Красотка Светочка, ставившая мне первую «химию» в отделении онкологии головы и шеи и вполголоса говорившая: «Да не слушайте вы Евгения Михалыча, он зря стращает, эту «химию» вы даже не заметите!» Расчудесные Ольга, Любовь и Надежда в дневном стационаре. Врач в торакальном – Ирина Викторовна, с доброй улыбкой и внимательным взглядом, которая разговаривала с нами так, что на душе становилось светлее.
Операция по установке порта проводилась под местным наркозом. Хирурга я впервые увидела, только попав на операционный стол, и пресветлый образ Максима Константиновича сложился в мозаику из трех фрагментарных впечатлений: визуального (глаз над маской), тактильного (хирургических манипуляций) и звукового (тихого уверенного голоса, проведшего меня от начала к концу, время от времени предупреждая о странных ощущениях). Человек, который разбирался с моим телом в течение получаса, мне очень понравился. Сама же операция – не особенно: больно не было, однако я лежала и тоскливо ждала, когда процедура подойдет к концу. Гаже в моей жизни была только промывка гайморовых пазух. После физических страданий приходит облегчение, а то и экстаз оттого, что боль закончилась. Отвращение, которое испытывает человек, претерпевающий и осознающий хирургическое вмешательство в изначально совершенную целостность его тела, компенсировать сложнее.
Как бы то ни было, благодаря чуткому вниманию Максима Константиновича прямо со стола новая я – с титановым «оком» справа от сердца – вступила в следующую стадию эволюции: Мышка-Терминатор.
Когда стало понятно, что завершение манипуляции близко, я решила нелепо пошутить: «Что, очень подпортили зону декольте?» Врач негромко усмехнулся: «Чуть-чуть. Потом сделаете себе красивую татуировку». «Тогда уж лучше бантик гвоздиком прибить», – пробормотала я.
Теперь на моем теле есть три шрама. Первый – на правой части лба, еще с детства, второй рубец остался на правом шейном лимфоузле, а третий – на груди, такой же правый, как моя правая рука, которой я пишу. Но я не буду срезать их, делать тату или прикалывать бантики. У меня красивые грудь и глаза, с ними я не пропаду в жизни.
Как видите, положительный настрой во мне правил вполне. Он подпитывался сведениями, полученными от психотерапевта, которого я посетила единожды после первой «химии», чтобы слегка развлечь себя.
У человека, узнавшего о своем онкологическом диагнозе, поведала мне Ольга Васильевна, всего две стратегии выстраивания дальнейшей жизни: позиция жертвы и позиция хозяина. Задача психотерапии, как я поняла, заключается именно в том, чтобы переключить тумблер с режима «ах, бедная я овечка, врачи будут мучить меня страшными ядами, и роковая погибель – судьба моя» в брутальный рев «я хозяин своего тела, и сейчас мы тут все порешаем». Для этого используются различные методики вроде аутотренинга и коротких положительных высказываний (радостно лыбясь в зеркало, повторять: «Я выздоровлю и буду счастлива!»), визуализации (во время введения химиопрепаратов представлять себе в красках, как целебное вещество медленно проникает в кровь и – хрям, хрям, хрям! – пожирает злобные клетки) и прочая, прочая, прочая. В общем, сплошное позитивное мышление, ЗОЖ и овсяная кашка по утрам.
И тогда я изобрела для себя формулу «20+». Как минимум двадцать лет деятельной жизни в вечном сияющем «сейчас». Нет ни прошлого, оно невозвратимо, ни слабо предсказуемого будущего.
Лишь посмотри вокруг. Как бел и искрист снег после ночного снегопада, как спокойно небо; чист, вкусен и напоен свободой воздух, как легко он пробуждает мысль и порождает радость в теле, если оно не болит.
Неужели весь этот высокий удивительный мир заслуживает соседства столь мелкого и трусливого чувства, как жалость к себе?
Подлые мысли
Бледная Оксана резко села в кровати, взгляд у нее был диковатый. На ночь в больничной палате она оставалась одна.
«Я очень плохо спала, все про тебя думала, – приглушенным голосом сказала она. – Да еще в темноте полночи что-то шуршало, жуть какая!»
«Жутью» оказалась бумажка, налипшая на край вентиляционного отверстия и трепыхавшаяся от порывов восточного ветра. Через пару часов Бабурукин принес Оксане хорошие вести с «переподвыковеркой»: опухоль доброкачественная, но находится в сложном месте, оперировать рискованно, так как можно обездвижить кисть. Поэтому – пока только наблюдение и контроль, чтобы опухоль не переродилась в рак. На лице Оксаны появилось напряженное выражение.
Из всей пятерки сопалатниц лишь я оказалась жертвенным агнцем. Остальные вернулись к привычной жизни, перекрестившись левой пяткой и тщательно собрав в дорожные сумки свой скарб, чтобы «ничего не забыть и сюда больше не вернуться!». Оксанину блямбу на локте, по «наводке» того же Бабурукина, прооперировали в Томске. Новогодние праздники она встретила в состоянии
