рыба, жиры». Это были карточки. Галка без умолку болтала — всё радовалась, что теперь продукты будут по карточкам. Меня это не занимало. Есть дела и поважнее, чем какие-то продукты и карточки.
Вечером мама опять ходила в жилищную контору — ЖАКТ.
— Ну вот, — сказала она, — нам советуют эвакуироваться, а пока не решили, как быть, я буду ездить на оборонные работы.
— Эвакуироваться — это дудки, — сказал я, — а на оборонные работы ты меня возьми.
— И меня, мамочка, — заскулила Галка.
— Нет, нет, — сказала мама, — этого делать нельзя. А вам тоже придумаем дело, здесь.
По утрам мамка стала уезжать па окопы. Из нашего дома многие ездят окопы рыть, а нас не берут. Но мы с Женькой без дела не сидим.
Я теперь читаю все газеты. Газеты теперь жутко интересные. Я развернул «Ленинградскую правду» и стал сводку Совинформбюро читать: «...Наши войска вели упорные бои на Мурманском, Кексгольмском, Минском направлениях.
На Кексгольмском направлении противник в нескольких местах перешёл в наступление и пытался углубиться в нашу оборону... Атаки противника были отбиты с большими для него потерями».
— Ясно? — спросил я у Пирата. Пират встал и хотел лизнуть меня.
Я стал читать сводку дальше.
«...Осуществляя планомерный отход, согласно приказу, наши войска оставили Львов...»
Львов... Над папкиным сколом, сбоку, висела карта. По вечерам, после работы, отец читал газеты и втыкал в карту булавки с красными шляпками. Булавки означали места, где шли бои. Они всё больше углублялись на нашу территорию.
— Гады! — сказал я и сунул в карман бутерброд. Времени на завтрак не было. Часы показывали без пятнадцати девять. За окном раздался свист. На улице стоял Женька. На голове у него был настоящий лётчицкий шлем.
— Пошли! — крикнул Женька и потрогал на голове шлем.
— Погоди маленько... Только Галку отыщу...
— Некогда! — Женька снял, снова надел шлем и пошёл.
Я бросился к чердачной лестнице.
Галка оказалась на чердаке и своим писклявым голоском напевала:
Мы врага встречаем просто —
Били, бьём и будем бить!
— Ты чего здесь! — набросился я. — Пшла домой!
Галка отбежала к бочке, возле которой «колдовал» начальник объекта МПВО дядя Гриша, и показала мне язык.
— Домой живо иди! — потребовал я и показал Галке кулак.
Начальник исподлобья посмотрел на меня и стал опускать резиновый шланг в бочку, чтобы с его помощью налить туда воду.
— Девочек обижать, — сказал он, — последнее дело. За это буду отчислять из отряда.
Мы макали кисти в ведро и мазали, доски, брёвна — всё, что из дерева. Краска была противопожарная.
— Если бомба попадёт, где покрашено, — рассказывал дядя Гриша, — даже дерево гореть не будет.
Краска эта из извести и воды. Белая и жутко кусачая
— Лётчику руки надо беречь! — сказал Женька и отложил кисть.
— А ты и не лётчик, — сказал я.
У меня тоже руки щипало от извёстки. И потом я не очень верил, что эта краска спасёт от «зажигалок».
Я посмотрел в чердачное окно — почти вплотную пушистая ветвь берёзы. Желтогрудый чиж распустил крылышко и чистит его по очереди то клювом, то лапкой. Как он только удерживается на ветке?
Машинально я взглянул вниз, на наш двор. У забора щель — укрытие от бомб. Она вроде окопа, только зигзагами, а сверху закрыта брёвнами и землёй. Зигзаги — это чтобы если бомба упадёт, так не вся щель сразу рухнула. Во дворе людей не видать. Только дядя Федя — дворник — прошёл. Маленьким и горбатый.
Вдруг я заметил, как по двору, оглядываясь по сторонам, медленно идёт высокий мужчина. Он сразу показался мне подозрительным в своём коротком сером макинтоше и большой шляпе. Под мышкой у человека был малюсенький коричневый чемоданчик.
Вот незнакомец остановился. Закурил. Вот достал из чемодана... ого... фотоаппарат...
— Я такую вещицу придумал... — говорит Женька.
— Отстань! — цыкнул я на него.
Точно, фотографирует. И что-то вверху. Никак наблюдательную вышку на красном доме?
— Тише ты! — говорю я Женьке и глазами показываю на человека. Он уже кончил фотографировать и теперь спешит к нашему дому.
— Беги! — шепчу я Женьке.
— Куда? - вытаращился Женька.
— В милицию! — говорю я. — Не понимаешь, что ли? Я следить буду, а ты давай дуй...
Пока я объяснял Женьке обстановку, подозрительный тип исчез. Мы обшарили весь двор, всю улицу, бегали к реке. Без толкуI Ясное дело, шпион ждать не будет!..
— Ничего, — сказал Женька, — мы возьмём Пирата и найдём этого диверсанта. Вот увидишь!
Пират не помог. Да и как иначе? Вот если бы он видел этого шпиона, или бы диверсант вещь какую-нибудь свою оставил. Тогда бы собака по запаху, по следу бы нашла.
«Диверсанта» мы снова увидели дня через два.
По тротуару шёл милиционер.
— Товарищ милиционер! — бросился я к нему. -Вон там подозрительный тип. Он военные объекты фотографирует.
— Проверим, — сказал милиционер.
Подозрительный тип оказался художником. Он недавно переехал в соседний дом.
— Че-к-и-ист! — презрительно сказал мне Женька и поправил на голове шлем. — Я и в милицию бежать не хотел — знал, какой это шпион.
— Не трави, — сказвл я.
— Больно надо! — Женька снял шлем и стал разглядывать его.
— Счастливчик, — сказал я. — У тебя отец лётчик и шлем настоящий.
Женька так и заблестел от гордости.
— Шлем что, — сказал он. — У меня пушка есть.
— Врун, — сказал я, — настоящая пушка, знаешь. Она и в комнату не влезет.
Женька поморгал рыжими ресницами и сказал:
— Дурак! В авиации пушки маленькие. А батя мой придумал — в портфель поместится.
— И тебе отдал?
Женька выпятил губы и стал насвистывать. По двору прошёл дворник с метлой в руке.
— Здрасте, дядя Федь! — крикнул Женька.
— Здрасть! — ответил дворник и как-то недоверчиво покосился на нас.
— Понял? — спросил Женька, когда дядя Федя удалился.
— Чего?
— Чего? — передразнил Женька — Дядя Федя охотится за мною.
— Как охотится? — не понял я.
Женька сплюнул. У него это здорово получается — фонтанчиком.
— Ка-а-к?.. За пушкой, — прошипел он так, что горячая волна прокатилась у меня
