знали, как дочь своего отца. Не здесь. Не сейчас.
Однажды утром, когда кончался ее второй месяц в городе, — две недели после Ночи свечей, — наконец-то появился тот, за кем она охотилась. Она была в своих комнатах, работая над руководством по снятию жара у пожилых пациентов. Огонь щелкал и шуршал в очаге, тонкий холодный дождь бился в ставни, словно сотни вежливых мышек просили разрешения войти. Скрипнула дверь, напугав ее. Она поправила платье и открыла дверь в то мгновение, когда рабыня снаружи опять подняла руку, чтобы тихонько поскрестись.
— Эя-тя, — сказала девушка, принимая позу, в которой слились извинение и приветствие. — Простите меня, но есть мужчина… и он говорит, что хотел бы поговорить с вами. Он принес послание.
— От кого? — спросила Эя.
— Он не сказал, высочайшая, — ответила рабыня. — Сказал, что может говорить только с вами.
Эя внимательно посмотрела на девушку. Ей было не больше шестнадцати. Одна из самых молодых в городах Хайема. Она из последних.
— Приведи его сюда, — сказала Эя. Девушка на мгновение приняла позу понимания приказа и вытекла обратно, в мокрую темноту. Эя вздрогнула и подбросила еще угля в очаг. Дверь она не закрыла.
Посыльный оказался широкоплечим юношей. Двадцать зим, возможно. Мокрые волосы падали на лоб, вымоченная дождем одежда тяжело свисала с плеч.
— Эя-тя, — сказал он. — Меня послал Парит-тя. Он в своей рабочей комнате. Он сказал, что у него есть кое-что и вы должны прийти. Быстро.
У нее перехватило дыхание, первые признаки возбуждения зажгли ее нервы. Время от времени другие целители, лекари или травницы этого города посылали ей сообщения, но тогда торопиться было ни к чему. Человек, который заболел сегодня, скорее всего будет больным и завтра. Но здесь не тот случай.
— Что случилось? — спросила она.
Посыльный принял позу извинения. Эя отмахнулась и позвала служанку. Ей надо плотное платье. И носилки; она не хотела ждать огнедержца. Сейчас, они нужны ей сейчас. Дочь императора всегда получала то, что хотела, и получала быстро. Меньше чем через пол-ладони она и юноша уже плыли по улице, носилки неудобно трясло, пока их несли через моросящий дождь. Посыльный пытался не выглядеть пораженным страхом, который дворцовые слуги испытывали перед Эей, пока Эя пыталась не кусать кончики пальцев от беспокойства. Улицы скользили за пологом носилок, а Эя приказывала носильщикам идти быстрее и быстрее. Когда они добрались до дома Парита, она пронеслась через сады во дворе, как генерал, идущий на войну.
Не говоря ни слова, Парит провел ее в заднюю часть дома, в ту самую комнату, где она осматривала последнюю женщину. Парит отослал посыльного. Слуг тоже не было. Вообще никого не было, кроме двух лекарей и тела, лежавшего на широком сланцевом столе, тела, покрытого толстой парусиной, пропитавшейся кровью.
— Ее принесли мне утром, — сказал Парит. — Я немедленно послал за тобой.
— Дай мне посмотреть, — сказала Эя.
Парит откинул ткань.
Женщина, зим на пять старше Эи, темноволосая и плотно сложенная. Совершенно голая, и Эя увидела раны, покрывавшие все ее тело: живот, груди, руки, ноги. Сотни колотых ран. Кожа была неестественно бледной — она умерла от потери крови. Эя не почувствовала ни отвращения, ни гнева. Ее ум следовал по колее, в которой проходила вся ее жизнь. Только смерть, только насилие. Здесь она чувствовала себя как дома.
— Кто-то был не слишком счастлив с ней, — сказала Эя. — Шлюха из веселого квартала?
Парит сильно удивился и руками почти изобразил вопрос. Эя содрогнулась.
— Слишком много ножевых ран, — сказала она. — Значит он не просто хотел убить. Трех-четырех было бы достаточно. И, судя по расстоянию между ранами, убийца не потерял над собой контроль. Кто-то послал сообщение.
— Ее не закололи, — сказал Парит. Он оторвал кусок рукава и бросил ей. Эя повернулась к трупу и стала стирать кровь с раны в боку мертвой женщины. Кровавое пятно уменьшилось, природа раны стала ясной.
Рот. Это был рот. Крошечные губки-бутончики, слабые, как сон. Эя приказала руке двигаться, но долгое мгновение тело отказывалось повиноваться ей. Потом она сумела неглубоко вздохнуть, потом еще. И еще.
Женщина была покрыта детскими ртами. Кончики пальцев Эи следовали за крошечными губами, которые пролили кровь женщины и выпили ее жизнь. Смерть, такая же гротескная, как и у поэтов, неудачно пытавшихся пленить андатов.
Ее глаза наполнились слезами. Что-то вроде любви, жалости или благодарности до отказа наполнило ее сердце. В первый раз она посмотрела на лицо женщины. Та не была даже хорошенькой. Тяжелая челюсть, густые брови, прыщи. Эя едва не поцеловала ее щеку. Парит и так был достаточно смущен. Вместо этого, она вытерла глаза рукавом и взяла руку мертвой женщины.
— Что произошло? — спросила она.
— Дозор увидел повозку, ехавшую из веселого квартала, — сказал Парит. — Капитан говорит, что в ней сидели трое, которые вели себя очень нервно. Как только он их окрикнул, они попытались убежать.
— Он их поймал?
Парит уставился на руку Эи, схватившую пальцы женщины.
— Парит, — опять спросил она. — Он их поймал?
— Что? Нет. Все трое сумели убежать. Но они бросили повозку. И в ней была она, — сказал Парит, кивнув на труп. — Я попросил, чтобы все необычное привозили ко мне. И отдал за нее полоску серебра.
— Они ее заслужили, — сказала Эя. — Спасибо, Парит-кя. Я даже не могу сказать, как много это для меня значит.
— Что мы будем делать? — спросил Парит, сидя на стуле, как свежеиспеченный подмастерье перед мастером. Он всегда поступал так, когда чувствовал себя как в бушующем море. Эя обнаружила, что в ее сердце осталось тепло для него, даже сейчас.
— Сожжем ее, — ответила она. — Сожжем ее с честью и отнесемся к пеплу с уважением.
— Не должны ли мы… не должны ли мы кому-нибудь рассказать? Утхайему? Императору?
— Ты уже рассказал, — сказала Эя. — Ты рассказал мне.
На мгновение настала тишина. Парит принял позу, которая просила внести ясность. Не совсем подходящую, но он был в растерянности.
— Это и есть, — наконец сказал он. — Это и есть то, что ты искала.
— Да, — согласилась Эя.
— Ты знаешь, что с ней случилось?
— Да.
— Не можешь ли ты… — Парит закашлялся, посмотрел вниз, по лбу побежали морщины. Эе захотелось подойти к нему и разгладить лоб ладонью. — Не можешь ли ты объяснить это мне?
— Нет, — ответила она.
Остальное было просто. Они не могли остаться в Сарайкете, только не после того, как их едва не поймали. Дочь императора попросила оказать ей услугу капитана порта, таможенников на дорогах и наемных стражников, которые охраняли порядок в городе и держали уровень