наших времен Гиперборея поклонялась страшному чудовищу — черному аморфному Тсатхоггуа.
Там упоминалось также царство или край К’наа, в котором первое человеческое племя обнаружило грандиозные, монструозные руины, оставленные теми, кто жил там еще раньше — неведомыми существами, волна за волной проникавшими сюда с далеких звезд и отбывавшими здесь предназначенные им долгие века во вновь нарождающемся, никому еще не нужном мире. Царство К’наа было священным местом поклонения, поэтому из самой его сердцевины возносились к небу мрачные базальтовые утесы почитаемой всеми горы Йаддитх-Гхо, а ее увенчивала гигантская, сложенная из циклопических каменных блоков, крепость, бесконечно более древняя, чем само человечество и построенная чуждым Земле племенем, живым порождением темной планеты Йугготх, колонизировавшей наш мир задолго до появления на нем жизни.
Чужаки с Йугготха исчезли многие века назад, но оставили после себя чудовищное, жуткое живое существо, которое не подвержено смерти — своего ужасающего бога или покровителя Гхатанотхоа, спустившегося вглубь горы Йаддитх-Гхо и таящегося вечно, хоть и невидимо, в подземелье под крепостью. Ни один человек никогда не взбирался на Йаддитх-Гхо и не видел ту зловещую крепость, разве лишь порой на фоне вечернего неба вырисовывались ее отдаленные, построенные по законам странной геометрии, очертания; и большинство людей безотчетно верило, что Гхатанотхоа всегда живет там, переваливаясь и барахтаясь в таинственных безднах под мегалитическими стенами. И многие твердо полагали, что чудовищу должны постоянно приноситься жертвы — чтобы оно не выбралось из своих тайных глубин и не принялось снова, неуклюже переваливаясь, шататься среди людей, как это уже случилось однажды, еще во времена существования на Земле живого порождения планеты Йугготх.
Если не приносить жертвы — говорили люди — Гхатанотхоа выберется на дневной свет и тяжкой поступью спустится с базальтовых утесов Йаддитх-Гхо вниз, неся погибель всякому на своем пути. Ибо ни одно живое существо не может взглянуть не только на само чудовище, но и на близко к натуре исполненное резное изображение его, пусть небольшого размера, без того, чтобы не претерпеть изменение своего тела более ужасное, чем сама смерть. Увидеть Великого Бога или его изображение, как в один голос твердят легенды о живом порождении планеты Йугготх, — это значит впасть в паралич и в окаменение необычайно жуткого вида, в результате которого тело жертвы обращается в нечто среднее между кожей и камнем, в то время как мозг ее остается вечно живым, непостижимым образом застывшим и замурованным на века, в безумной тоске сознающим свое прохождение сквозь бесконечные эпохи беспомощности и бездействия до тех пор, пока случай или само время не довершат разрушение окаменевшей оболочки и тем самым, оставив серое вещество без внешней защиты, не выставят его на погибель. Но, конечно, по большей части жертве суждено было впасть в безумие задолго до того, как придет это отсроченное на многие эпохи избавление от мук в образе смерти. Ни единое человеческое око, говорят легенды, до сей поры не посмело бросить взгляда на Гхатанотхоа, ибо и поныне опасность столь же велика, как и в те бесконечно далекие времена.
Каждый год в жертву Гхатанотхоа приносились двенадцать юных воинов и двенадцать девушек. Их тела возлагались на пылающие алтари в мраморном храме, построенном внизу, у подножия горы, ибо никто не смел взобраться на базальтовые утесы Йаддитх-Гхо и тем более приблизиться к циклопической твердыне, возведенной на их вершине еще до появления на Земле человека. Власть жрецов Гхатанотхоа была безграничной, так как только они могли защитить К’наа и всю страну Му от Великого Бога, в любое время могущего выйти из тайного убежища наружу и обратить всех в камень.
Сто жрецов Темного Бога находились под эгидой Имаш-Мо, Верховного Жреца, который на празднестве Натх всегда шел впереди царя Тхабона и гордо стоял, выпрямившись во весь рост, перед часовней Дхорик, в то время как царь смиренно преклонял перед ней колена. Каждый жрец обладал мраморным жилищем, сундуком золота, двумя сотнями рабов и сотней наложниц, не говоря уж о его независимости от гражданского закона и о власти даровать жизнь или покарать смертью любого жителя К’наа за исключением царских жрецов. Но как ни велика была власть жрецов, в стране всегда царил страх — как бы Гхатанотхоа не выскользнул из мрачных глубин и не спустился бы вниз, пылая злобой, чтобы принести человечеству ужас и окаменение. В последние годы жрецы запретили людям даже помышлять о Темном Боге или воображать себе ужасный его облик.
То был Год Красной Луны (по расчетам фон Юнцта в 173, 148 году до Рождества Христова), когда впервые человеческое существо осмелилось высказать неповиновение Гхатанотхоа и восстать против чудовищной его угрозы. Этим отважным еретиком был Т’йог, Верховный Жрец Шуб-Ниггурата и хранитель медного храма Всемогущего Козла с Легионом Младых Отпрысков. Он долго размышлял о власти различных богов, ему были посланы свыше странные сны и откровения, связанные с жизнью этого и более ранних миров. В конце он обрел уверенность, что добрых богов можно настроить против злых, и поверил, что Шуб-Ниггурат, Нуг и Йэб, так же как Йиг и Бог-Змей, в борьбе против тирании и надменности Гхатанотхоа примут сторону людей.
По внушению Матери Богини Т’йог вписал в Наакаль — иератический текст своего жреческого ордена — небывалое прежде заклинание, способное, как ему казалось, предотвратить опасность окаменения, исходящую от Темного Бога. Под его прикрытием, полагал он, отважившийся на подвиг человек сумеет подняться на базальтовые утесы и — первым из всех людей — войти в циклопическую цитадель, под которой таится Гхатанотхоа. Т’йог был уверен, что став лицом к лицу с ужасным богом, при поддержке могучего Шуб-Ниггурата и его сыновей, он сможет вынудить его к соглашению и навсегда освободит человечество от затаившейся в бездне угрозы. Благодарные люди будут готовы воздать своему освободителю все почести, которые только он сам установит для себя. К нему перейдут все привилегии жрецов Гхатанотхоа, и заведомо станут достижимыми для него даже царский сан, а, может быть, и ореол нового божества.
Свое охранительное заклятие Т’йог начертал на свитке, сделанном из пленки «птхагон» (по фон Юнцту внутренней плены давно вымершей ящерицы йакитх), и заключил его в орнаментированный цилиндр из металла «лагх», принесенного Старыми Богами с планеты Йугготх. Магическая эта формула даже имела силу вернуть окаменевшим жертвам первоначальный их облик. Жрец-еретик решился наконец, спрятав цилиндр под мантией, вторгнуться в крепость из циклопического камня с очертаниями, словно йсходящими из чужеродной геометрии, и сойтись лицом к лицу с монстром в его же логовище. Что за этим последует, он не знал вполне,
