своих отношений к ней. Она была польщена, но оценила его такт, ибо в данный момент не хотела слышать никаких откровений. Однако сегодня внимание Бруссара действовало как бальзам на ее раны. Валери не сомневалась: мужчина, сидевший рядом с ней на диване, знает, что такое любовь, хотя она и не давала ему повода заговорить об этом.
Их тихий разговор походил со стороны на интимную беседу. Оставшись наедине, они заговорили о мадемуазель де Нови, и Валери с удивлением услышала, что та не только проезжала через Орлеан, но встречалась там с Ги де Ришмоном.
— Глупости! Я бы точно узнала об этом. Никто и словом не обмолвился.
— По словам д'Эона, когда их представили друг другу в Париже, они подтвердили, что знакомы. Д’Эон спросил тогда Ришмона: «Значит, вы встречались с ее братом? Как он выглядит?» — «Лучше не говорить о нем с мадемуазель де Нови, это для нее деликатная тема».
— Я так и думала, — произнесла Валери. — Я слышала, что этот брат — чистая выдумка. Но почему же в Орлеане эту девушку ни разу не видели в обществе?
Анри потупил взгляд.
— Я давно знаком с вами, что касается вас, для меня очень важно. Мне было бы больно видеть, что вас обманывают или вводят в заблуждение. Но у меня есть веские причины, — он понизил голос: — самые веские, побуждающие меня избегать всего, что может обидеть вас.
— Скажите мне, — попросила баронесса. — Говорите, я не расстроюсь.
Анри так и поступил и тут же расстроил ее.
— Вы помните, что Ришмон весной приютил мальчишку? Когда тот случайно попал в дом Ришмона, я заметил, как хорошо он сложен, как изящен его стан. Так или иначе, — продолжил Анри, встревоженный выражением лица баронессы, — этот молодой человек следующим утром удалился через окно. Слуги Ришмона иногда общаются с моими. Те обмолвились, что этот молодой человек на самом деле был молодой женщиной. Я недавно встретил мадемуазель де Нови, и как только увидел ее, тут же узнал в ней гостя Ришмона… в Орлеане.
Баронесса от изумления раскрыла рот.
— Вы говорили с ним об этом?
Анри покачал головой:
— Я никогда не обсуждаю женщин с Ришмоном, опасаясь услышать то, что может мне не понравиться.
Баронесса не обратила внимания на последние слова и взгляд, сопровождавший их.
— И она ходит по Парижу с важным видом принцессы! Какой позор — люди должны знать об этом! Кому еще вы об этом говорили?
— Никому, я сомневался, что мне поверят. Доказательств нет, и это случилось много месяцев назад. Мадемуазель де Нови явно не та, за кого себя выдает, но что плохого мы знаем о ней? Я заставил Ришмона задуматься… Но, признаться, я не замечаю, чтобы у них были интимные отношения. Ничего подобного. Нужно отдать должное обоим.
Баронесса вспомнила тот весенний вечер и прикрыла лицо рукой.
— О! Это случилось именно в ту ночь!
Анри, поняв горький смысл этих слов, поднялся. Он говорил с боготворимой им женщиной, та его выслушала, и он стал самым несчастным человеком на земле. Анри откланялся. Валери не задерживала его, напротив, ей не терпелось, чтобы он ушел. Анри подумал о том, что выдал секрет друга и в награду не получил ничего, кроме еще больших страданий.
Баронесса, впав в уныние, лила слезы. Однако вскоре, услышав шаги, она вытерла их. Валери была оскорблена до глубины души и потрясена. В гостиную вошел Жервез де Моргон, приблизился к Валери и сел рядом с ней.
— В музыкальной комнате мы кое-кого обнаружили. Жан Дюбарри заснул на оттоманке. Дворецкий под руководством мадам де Рошфор будит его. Мне тоже следовало бы откланяться, но когда гостей становится меньше и встречается тот, с кем более всего хочется поговорить…
В это мгновение Валери решила: она не может уехать в Орлеан и позволить этой девице Нови королевой разгуливать по Парижу и купаться в лучах любви Ги де Ришмона. Мари де Рошфор не годилась в поверенные; Валери не показала бы другой женщине, что ревнует. Лучшим союзником был Жервез де Моргон — он строго следил за соблюдением приличий, пользовался благосклонностью почти всех достойных дам в Париже. Если Жервез станет зачинщиком скандала, никто не догадается, что она спровоцировала его.
Несмотря на волнение, баронесса искусно достигла своей цели. Она завела с Моргоном беседу о Шарлотте де Нови. Он насторожился, когда баронесса упомянула ее имя. Валери будто со слов служанки рассказала забавную историю о ночном госте Ги де Ришмона, которая распространилась в Орлеане, хотя и не пользовалась особым доверием.
— Представьте, как меня восхитило, когда оба признались, что месяц назад встречались в Орлеане. Однако, полагаю, вы заметили, что она сегодня вечером избегала говорить об этом.
— Я заметил. Я всегда находил мадемуазель де Нови необычайно замкнутой. Не удивлюсь, если все это правда! В лохмотьях, говорите? И стала жертвой уличной драки? Диву даешься, как это она разбогатела за столь короткий срок!
— На сей счет я ничего не знаю. Надеюсь, вам известно, что у маркиза нет средств содержать столь роскошную… — Тут Валери умолкла. — Мне пора, — поспешно сказала она, увидев, что Мари де Рошфор пытается избавиться от графа Дюбарри. — Я не могла уехать завтра в Орлеан, не рассказав об этом человеку, который дорожит высшим обществом, а потому будет встревожен тем, что в это общество обманом втерлась весьма подозрительная особа. Мой дорогой месье де Моргон, поведайте эту историю тем, кто имеет право услышать ее.
— Мадам, — он поднялся и склонился над ее рукой, — я сделаю все, клянусь вам честью аристократа.
В театре Пале-Рояль при Королевской академии музыки шла премьера новой пьесы Рамо «Зороастр». В одной ложе расположились мадам Софи де Бувье, Иветта де Лимур с молодым графом, ее мужем, Жервез де Моргон и Шарлотта де Нови. Уже несколько минут играли увертюру. Софи де Бувье, оглядев ложи королевских особ, откинулась на спинку кресла:
— Их величеств здесь нет. Слухи снова оказались неверны.
— Но это не помешает обеим сторонам завязать бой. — Лимур навел бинокль на группу молодых людей, стоявших возле королевских лож и, как и он, не обращавших ни малейшего внимания на игру оркестра.
— Я надеялась, что война навсегда закончилась. — Его жена вздохнула.
— Какая война? — поинтересовалась Айша.
— Боюсь, ее развязали ваши соотечественники, — объяснил Жервез де Моргон. — Несколько лет назад, когда в Париж приехала новая итальянская комическая опера, у нее появилась группа недругов, пользовавшаяся поддержкой его величества, мадам де Помпадур и многих других поклонников Люлли и Рамо. Другие встали на сторону новаторов,
