и я нервно спросила:
— Ты новый жилец этого дома?
Некоторое время он продолжал сидеть и молча курить. Так, словно не желал обращать на меня внимание. Но в итоге, выдыхая дым, он все же ответил:
— Да.
Голос у него был глубоким. Немного грубым и хриплым. Иглами пробирающимися в сознание.
Но главное, после его ответа я ощутила опустошение, которое невозможно передать никакими словами. Вот и все. Я лишилась своего единственного укрытия. Теперь мне точно некуда было пойти.
Но пока я все так же оставалась на крыльце около стены. Пока дождь не закончится, я точно не смогу уйти. Да и ночь… Может, этот незнакомец хотя бы до утра не прогонит меня отсюда?
Я подтянула коленки к груди и обняла ноги. Закрыла глаза и запрокинула голову. А потом начала думать. Лихорадочно, быстро и судорожно. Даже если я пробуду тут до утра, куда идти потом? Город крошечный, и каждый его житель — за Мейсона. Любой парень и любая девушка. Даже мои подруги, которые в один момент отвернулись от меня, словно я стала прокаженной. Рид тут — кто-то наподобие бога.
И выехать отсюда я тоже не могла. Когда я в последний раз пыталась это сделать, опять оказалась в руках Мейсона.
Чем больше я думала, тем хуже мне становилось. Я чувствовала себя облезлым зверьком, которого Рид загонял, показывая, что меня не жалко и уничтожить. А остальные лишь потешались. С интересом наблюдали и помогали ему.
От этих мыслей глаза начало неприятно покалывать. Неприятно ощущать то, что ты не просто больше никому не нужна — твоего уничтожения даже жаждут. Те, кто меня толком не знал, и те, кого я считала близкими.
Я потерла закрытые веки кончиками пальцев. Пыталась остановить слезы, но меня все же прорвало, из-за чего щеки опять стали влажными, но теперь не от дождя. Всхлипывая, я согнулась и лбом уперлась в колени. Плакать было легче, чем думать.
— Плачь сильнее. Ходят легенды, что если разреветься, все проблемы нахуй исчезнут.
Грубый голос незнакомца полоснул по сознанию, и я подняла голову. Посмотрела на него. Поскольку парень все еще сидел на ступеньках, я видела только его спину. И то из-за темноты не слишком хорошо.
— Я сама разберусь в том, что мне делать. — Из-за слез голос сбился. Я потерла лицо рукавом, но слезы не останавливались.
— Ты мешаешь.
— Я просто тихо сижу тут. — Я сильнее вжалась в стену, опасаясь, что он меня сейчас прогонит. — Можно я тут побуду до утра? Мне сейчас некуда пойти.
— Тебя не учили, что лучше не находиться в лесу наедине с незнакомыми мужиками? — Выдыхая дым, парень еле заметно повернул голову. Не в мою сторону. Просто вбок. — Может, я захочу сделать с тобой что-нибудь плохое? Например, связать и выебать?
— Ты этого не сделаешь, — сквозь слезы прошептала я, опять начиная тереть лицо. — Наш город закрытый. Сюда не пускают абы кого. Наверное… ты строитель. Или разнорабочий.
Я не видела его лица, но мне показалось, что на его губах появилась усмешка.
— Охуенный вывод. И с чего же он?
— Ходили слухи, что тут будут строить новый комплекс. Сейчас… собираются расчищать территорию. — Я опять всхлипнула. Не стала говорить о том, что вывод я сделала из его внешнего вида. Парень был одет очень просто. Можно даже сказать, бедно. В темноте толком не разглядишь, но, кажется, на нем были джинсы и толстовка.
К тому же… его речь. У нас в городе никто так не сквернословил. Среди аристократии — тем более. Даже прислуга тщательно следила за языками.
Из этого я сделала вывод, что парень, скорее всего, вырос в каком-нибудь бедном районе, а сюда его пустили временно, как разнорабочего для грязной работы.
И этот дом был уже старым и обветшавшим. Возможно, его выделили для строителей.
Незнакомец не ответил. Он лишь подкурил новую сигарету, а я, уткнувшись лбом в колени, опять всхлипнула.
Послышался шорох одежды. Парень что-то достал из кармана толстовки и протянул эту вещь мне. В ней я разглядела шоколадный батончик.
— Держи. Только, блядь, перестань реветь. Бесишь.
Я тут же подползла к нему и забрала батончик. Есть хотелось нещадно. Я и в магазин осмелилась выйти только по той причине, что не ела больше двух суток. На продукты потратила последние свои деньги, но когда Гик тянул меня к машине, все мои пакеты попадали на тротуар. Теперь у меня не было ни денег, ни еды.
— Спасибо, — сказала, дрожащими ладонями разрывая пакетик и с жадностью откусывая шоколад.
Хоть что-то хорошее за сегодняшний день.
— Можно я останусь тут до утра? — осторожно повторила, опять откусывая от батончика. Понимала, что наглею, но мне и правда некуда было пойти.
— Да. Если не будешь мешать.
— А чему именно мешать? — Я отодвинулась обратно к стене. — Ты же просто сидишь на улице.
— Я предпочитаю быть один. — Он отщелкнул окурок в сторону, из-за чего тот упал на мокрую землю. — Сейчас мне мешает само твое присутствие.
Глава 2
Ливень только усилился, и теперь уже опускался на землю плотной стеной, за которой я не могла рассмотреть даже очертаний деревьев. Прошло совсем немного времени — поднялся ветер. Не просто холодный. Скорее, ледяной и раздирающий каждым своим дуновением.
Я поежилась и обняла себя руками, но это ни капли не помогало согреться. Все же я успела промокнуть, и теперь одежда липла к коже. Пока не высохну, легче не станет.
Немного поерзав, я некоторое время сомневалась, не решаясь обратиться к незнакомцу, но после очередного дуновения ветра, полоснувшего по телу, словно острие ножа, все же обратилась к нему.
— Я должна в кое-чем признаться… — Я подождала от него хоть какой-то реакции, но когда ее не последовало, вновь поерзав, нерешительно продолжила: — Я думала, что этот дом заброшен, и поэтому жила тут последние несколько дней. Клянусь, что ничего не разбила и не испортила.
Замолчав, я опять подождала реакции на мои слова. В конце концов, я только что призналась в незаконном проникновении в чужое жилье. Но незнакомец не обернулся ко мне, и тем более ничего не сказал. Словно ему мои слова были глубоко безразличны.
Странный он. Хотя, наверное, этот дом он не купил. За какие деньги? Возможно, его действительно выдали как временное жилье на период работы в нашем городе. Поэтому незнакомца и не волновал предыдущий жилец. Даже если он жил тут противозаконно.
Я опять обратилась к нему:
— Там, в доме, остались кое-какие мои вещи. В
