Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
«Холостой режим, – мысленно приказал он терпеливо ждущему «Туру». – Реактор на нейтраль. Стоп ходовая».
Чтобы отсоединить от себя все концы амортизирующей паутины, пришлось как следует повозиться. Рассчитанная для того, чтоб поглощать кинетическую энергию, она обладала хитроумными замками, которые поддавались непросто, но Гримберт все равно сделал это сам, не дожидаясь оруженосцев.
Обретя относительную свободу, пусть даже в тесном коконе бронекапсулы, он принялся вынимать нейроштифты. Болезненная, но необходимая процедура, которую он всякий раз безотчетно оттягивал. Некоторые штифты были массивными и тяжелыми, как плотницкие гвозди, другие – длинными и узкими, точно кинжалы. Места, в которых они пронзали череп, стороннему наблюдателю могли бы показаться случайными, но Гримберт знал, что каждый из них находится в своем месте, высчитанном до тысячных долей дюйма.
Каждый щелчок, возвещающий о расстыковке узлов «Золотого Тура» с его нервной системой, заставлял его вздрагивать. Не от боли – боль была неизбежна, и с ней он за много лет успел свыкнуться, – от того мучительного ощущения, будто он собственными пальцами рвет нервные волокна, соединяющие его мозг с телом.
«Золотой Тур» и был его истинным телом. Бронированным телом весом в двести тонн, с глазами, способными сосчитать количество песчинок в горсти песка, и орудиями, готовыми превратить в россыпи пылающего шлака небольшую крепость. Теперь он медленно и мучительно терял его, чувствуя, как распадаются нейронные связи, – пытка, знакомая лишь рыцарю.
Щелчок – и мир, который он видел во всем спектре инфракрасных волн, более богатый красками, чем лучшие холсты придворных живописцев Аахена, съежился до блеклой палитры, доступной несовершенному человеческому глазу. Еще один – и отключен радиоэфир, этот безбрежный невидимый океан, полнящийся сотнями сигналов и фонтанирующий данными. С каждым щелчком он терял сам себя, точно приговоренный на плахе, от которого императорский палач остро отточенным топором отрубает части тела.
Отключенная от дальнобойных орудий и зорких радаров, раскаленного реактора и чутких датчиков, его нервная система, казалось, съеживается внутри своей оболочки, возвращаясь к примитивно-рудиментарной форме многоклеточного комка плоти, спрятанного под бронированным колпаком и удерживаемого на месте амортизационной сетью из ремней. Требовалось несколько исполненных тягучего отвращения секунд, чтобы свыкнуться с мыслью, что этот комок плоти, биологические процессы в котором текут без малого двадцать пять лет, и есть он сам.
Он сам.
Гримберт, маркграф Туринский.
* * *
Тяжелый шлем «Золотого Тура», защищающий бронекапсулу, медленно отъехал в сторону. Гримберт дождался, когда к кабине подведут трап, и медленно выбрался наружу. Слуги в ливреях с золоченым быком на синем поле почтительно выстроились вокруг доспеха, ожидая, когда его ноги коснутся земли. Кто-то с похвальной почтительностью поднес ему кубок холодного вина, кто-то подставил плечо, кто-то набросил на мокрые плечи, обтянутые черным полимерным гамбезоном[7], белоснежное льняное покрывало.
Несмотря на то что Гримберт, оказавшись на твердой земле, почти сравнялся с ними в росте, эти люди все еще казались ему недомерками, непропорциональными и жалкими лилипутами – его сознание хоть и разорвало связь с доспехом, все еще воспринимало мир с высоты в четыре с половиной пасса[8], или, считая в грубой, но привычной ему имперской системе, семи метров.
– Прекрасная победа, мессир.
Гунтерих склонил голову. С почтительностью, которая приличествует старшему оруженосцу, встречающему своего сеньора из опасной кровопролитной битвы. Даже к выражению на его юном безусом лице нельзя было придраться, сейчас оно изображало ровно то, что и должно было изображать. Но выдало его не выражение лица, не поза и, уж конечно, не голос. Что-то другое. Возможно, блеск глаз, который Гунтерих пытался скрыть.
«Ложь – это то, что дается мальчишкам тяжелее всего», – подумал Гримберт, мысленно усмехнувшись. Иногда даже тяжелее, чем искусство навигации, картография или тактика.
– Это не победа, – пробормотал Гримберт, борясь с легким головокружением, естественным после разрыва нейрокоммутации. – Жалкий спектакль. Но, по крайней мере, мне удалось щелкнуть его по носу.
– Без сомнения, мессир, – подтвердил кутильер. – Он шлепнулся в грязь, как мешок с картошкой. Ваш последний выстрел был просто великолепен.
Мальчишка совершенно не владел искусством лести. Он лгал с безыскусностью деревенского скорняка, вздумавшего расшить шелковый гобелен бисером. «Большой недостаток в его воспитании», – подумал Гримберт. Бывают ситуации, в которых аккуратная лесть может сыграть бо`льшую роль, чем батарея двенадцатидюймовых орудий, палящая прямой наводкой. Ничего, еще несколько лет надлежащего обучения при маркграфском дворе – и он научится лгать так же естественно, как и дышать. Овладеть этим искусством немного сложнее, чем управлением рыцарским доспехом, но Гунтерих всегда показывал себя способным учеником, рано или поздно он добьется и этого.
– Ерунда, – небрежно отмахнулся он. – Всего лишь хороший глазомер и умение выждать. Помни, у твоего доспеха могут быть самые совершенные баллистические вычислители, но они не заменят тебе рыцарского чутья. Оно вырабатывается только опытом.
– Да, мессир. – Старший оруженосец посерьезнел. – Именно так, мессир.
Из него будет толк, подумал Гримберт, с удовольствием делая глоток прохладного вина. Он не испытывал жажды, но нейрокоммутация порядком высушила слизистую ротовой полости. Пока еще слишком наивен и простодушен, но кто в шестнадцать не был таким? Быть может, уже в этом году Гунтерих и сам приобретет право именоваться рыцарем и войдет в знамя маркграфа Туринского – уже на правах верного сподвижника, а не старшего слуги.
«Без сомнения, это будет хорошее приобретение, – подумал Гримберт. – Мне нужны будут такие, как Гунтерих, – молодые, дерзкие, бесстрашные, верящие в несокрушимую силу своего доспеха и мощь своего господина. Не старики вроде Магнебода, чья голова набита заплесневелыми представлениями о рыцарских добродетелях и безнадежно устаревшими тактическими схемами. Новое, молодое, сильное семя. Новый штамм, из которого можно вырастить надежное подспорье. Мне оно пригодится, это подспорье. Господь свидетель, еще как пригодится…»
Гримберт оглянулся на поле для поединка, все еще затянутое клочьями рассеивающейся дымовой завесы. Поверженный «Полуночный Гром» лежал, неподвижный и огромный, точно выкинувшийся на берег кит, вокруг него сновали слуги в баронских ливреях и оруженосцы. Судя по злому визгу вибропил, вгрызающихся в броню и рассыпающих вокруг искры, внутренняя энергосистема доспеха оказалась выведена из строя, заперев рыцаря внутри бронекапсулы, и теперь слуги отчаянно пытались вызволить своего господина, проделав в ней бреши.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
