Отец вез с собой тяжелый багаж: наковальни, молотки, сапожные инструменты. Он был сапожником и гордился тем, что мог сшить пару сапог из одного куска воловьей шкуры. В детстве он лишился глаза и едва получил начальное образование, но надеялся достичь успеха в Новом Свете. Однако вскоре отец Бена вынужден был признать, что в Нью-Йорке нет спроса на сапоги ручной работы в европейском стиле. Американцы носили современную обувь, созданную на промышленном производстве, а сапожник не умел обращаться со сложными машинами.
Общество помощи еврейским иммигрантам приютило их на пару недель, так что отец Бена был счастлив, когда ему удалось найти жилье в старом нью-йоркском доме. Многоквартирный дом располагался в районе, известном как Адская кухня. Свое название район получил неслучайно – местность пользовалась дурной славой из-за высокого уровня преступности. Семье досталась маленькая, темная квартирка в подвальной части помещения.
С этим местом связаны первые воспоминания Бена. «Мне было около трех лет, когда мой разум вылупился из кокона», – такими словами начинаются его воспоминания. Ему запомнились дровяная печка и глубокая раковина, в которой купали детей, стирали одежду и полоскали тряпки. Газовые лампы разжигали с помощью спичек. В нишах были обустроены спальные места, и иногда, чтобы немного подзаработать, мать за скромную оплату пускала на ночлег европейских иммигрантов. Так что Бену нередко доводилось делить постель со своей сестрой или постояльцами. В других частях подвала обосновались «алкоголики и вонючие бездельники». Мама, которая говорила с Беном на иврите (а бранила на венгерском или румынском), увещевала сына держаться от «лентяев» подальше. «Я хорошо усвоил принцип: живи и давай жить другим», – говорил Бен.
Его первые религиозные воспоминания также восходят к раннему детству. Родители были ортодоксальными иудеями, и отец каждое утро посещал синагогу. Смышленый мальчишка с характером бунтаря, напротив, был «скептиком с раннего детства». На полке у изножья его кровати мама зажигала маленькие свечи в причудливых стаканчиках. Она рассказывала Бену, что огоньки символизируют души усопших близких и, зажигая свечи, она поминает дорогих ей людей и разговаривает с ними. «Я понимал, что она говорила, но не был вполне уверен в этом. Я очень внимательно наблюдал за огоньками, и мне ни разу не удалось разглядеть в них душу или разум». Мать объясняла, что дым от свечей, которые она зажгла в память о безвременно ушедших, уходит на небеса, а Бен возражал: «Но у нас в потолке нет дыры».
Сомнения в вере сопровождали его всю жизнь. Когда Бен, уже как американский следователь, столкнулся с ужасами немецких концлагерей, его сомнения лишь окрепли. «Я спрашивал: “Господь, где ты был, когда убивали миллионы невиновных мужчин, женщин и детей?” И я все еще жду ответа».
На улицах Нью-Йорка
Адская кухня была не самым дружелюбным местом. Там жили преимущественно ирландские и итальянские иммигранты, а их дети разбивались на соперничавшие банды, «чье любимое занятие состояло в том, чтобы устраивать друг другу взбучку». Бен ладил со всеми. «Обе стороны приняли меня как талисман. Когда банды не воевали, они промышляли мелкими кражами. Мы жарили картошку прямо на тротуаре, и она считалась вкусной только в том случае, если ее украли в овощной лавке», – пишет Бен Ференц в своих «Историях». В основном ребятня развлекалась, играя в азартные игры. «Когда мы стояли на коленях на асфальте, мы не молились – мы бросали кости». У Бена было особое задание, которое он выполнял с гордостью и находчивостью. Он стоял на стреме – выглядывал из-за угла и предупреждал игроков, если видел полицейского. Стоило ему подать сигнал тревоги, и мальчишки бросались наутек, а полицейский гнался за ними. Когда полицейский возвращался, чтобы забрать выигрыш, там не было ни пенни. «Я успевал прикарманить все брошенные пенни. Кто успел – тот и съел», – рассказывал Бен о своих детских проказах.
Немало увлекательных часов Бен вместе с сестрой провел в кинотеатре «Чалона» на 9-й улице. Не то чтобы родители стремились привить детям интерес к кинематографу. Причина была прозаичной. Они не могли позволить себе няню, а яслей тогда еще не было. Кино представляло собой недорогую альтернативу. Заплатив за входной билет один дайм – десять центов, взрослые оставляли детей в зале и позже за ними возвращались. В эру немого кинематографа особенно популярны были вестерны «с обилием перестрелок и драк». «Ковбои гонялись за индейцами, а пианист в первом ряду наигрывал мелодии или издавал звуки, сопровождавшие события на экране», – вспоминал Бен. Однажды отец пришел забрать сына, а мальчика не оказалось на месте. Администратор выразил сожаление и сказал, что можно проверить кинозал, но для этого нужно подождать, когда закончится последний сеанс. Ближе к полуночи фильм закончился, и Бена нашли – он сладко спал, забравшись под кресло. «Когда на экране сплошные убийства и насилие, нужно хорошенько отоспаться, чтобы восстановить силы», – пояснял Бен.
В общем, ребенок был активным и непоседливым. Чтобы уберечь мальчика от неприятностей, родители поручали ему различные домашние дела. Он помогал отцу, которого в доме прозвали Джо-уборщик, вывозить мусор. Вначале мусор нужно было «собрать». Отец вручную управлял веревочным кухонным лифтом, а жильцы складывали мусор на полку подъемника. «В то время не было холодильников, и когда мы собирали мусор, это всегда ощущалось по запаху», – рассказывал Бен. Особое внимание он уделял пустым бутылкам из-под молока. Некоторые бутылки можно было вернуть бакалейщику и получить за это два, а иногда и три цента. Менее прибыльными были его первые шаги в продаже прессы. Когда Бен увидел, как бойко другие мальчишки продают свежие газеты, он решил, что тоже так может. Бен собрал в подвале старые газеты, аккуратно сложил стопкой и отправился на улицу продавать «свежие новости». Прохожие спешили, не глядя брали газеты, монеты так и сыпались в руки Бена. Но вскоре обман раскрылся. Один хороший господин заглянул в газету и заметил, что она совсем не свежая. Виновато улыбаясь, Бен вернул покупателю два цента, но господин настоял на том, чтобы проводить его домой и рассказать о его проступке. Отец пообещал наказать преступника и забрал у него все деньги. «Я понял, что не каждое деловое начинание приводит к успеху, особенно если играешь не по правилам», – заключил Бен.
Великая депрессия
Бену было шесть лет, когда внезапно закончилось его детство, полное лишений, но все же счастливое. «Родители постоянно кричали друг на друга». Они были троюродными братом и сестрой, в брак вступили по родительской договоренности, а «нищета и тяжелая работа не делали жизнь слаще». Еще до рождения сестры Бена мать из-за выкидыша потеряла двоих детей, теперь она снова ждала ребенка, и напряжение в отношениях с мужем только нарастало. Чтобы подготовиться к рождению младенца, Бена и Пепи отправили погостить к дяде Леппольду, на его маленькую ферму в Порт-Джервисе (город в штате Нью-Йорк). Совсем скоро дети вернулись домой, и Бен сразу же помчался в темный угол их подвальной комнаты, чтобы поздороваться с новорожденной – это была девочка. «Малышки не было и следа. Мама мягко пояснила, что сестренка отправилась на небеса и больше никогда не вернется. Я разрыдался и вспомнил о мерцающих свечах в стаканах», – написал Бен годы спустя. Крошка умерла от воспаления легких.
