форме было ясно, что медицина тут бессильна.
Рассказывать по горячим следам о ледяном призраке Михеев не стал, опасаясь, что его самого пошлют к психиатру. Лаконично обрисовал ситуацию, исключив из нее всякую мистику. Дескать, у него возникли подозрения относительно роли Валентина Ж. В результате тот, мол, признался в убийстве Сергея и пытался показать на местности, как всё происходило. И тут с сопки сорвался валун. Случай…
Лишь спустя много лет, уже выйдя в отставку, Михеев поведал эту историю во всех ее подробностях наиболее близким своим друзьям. Не требуя с ним обета молчания.
Он добавил также, что, по его сведениям, ледяной призрак и поныне появляется на трассе. Возникает он, как правило, перед водителями, у которых на совести есть черные пятна. Призрак внушает этим людям мысль загладить свою вину каким-нибудь добрым поступком.
Что ж, иногда карает и высший суд. По крайней мере, в это хочется верить.
Африка в Северной
Пальмире-2003
Хотите верьте, хотите нет, а происшествие это самое что ни на есть подлинное…
Хотя наши умеренные широты и не избалованы солнцем, но исключения все-таки бывают.
Вот и в тот год лето в Питере выдалось на редкость жарким. Да что там жарким, знойным! Прямо-таки африканским. Да еще без осадков.
Выпадали такие денечки, когда птицы отказывались летать, асфальт плавился под ногами, а раскаленный воздух над реками и каналами струился и дрожал, превращая строгие очертания набережных в зыбкие миражи.
Всё живое искало спасения от этого неистового пекла.
По выходным город и вовсе словно вымирал. Иную улицу можно было пройти из конца в конец, не встретив ни единого прохожего.
В один из таких дней, притом в час самого палящего зноя, неотложные дела вынудили меня предпринять некое пешее путешествие. Часть моего маршрута пролегала по набережной Обводного канала — от Московского проспекта в сторону Балтийского вокзала.
Обманчивая близость водной артерии, отделенной от тротуара широкой мостовой, ни на йоту не приносила облегчения. Слишком много камня и асфальта было наворочено вдоль его русла, этой стоячей воды, забывшей, что такое шум проливного дождя.
По левую руку от меня тянулась капитальная, с арочными чугунными вставками, высоченная заводская ограда, желтая, как пески Сахары.
А впереди, в какой-то сотне метров, над тротуаром, по-прежнему безлюдным, нависала кирпичная громада Дома культуры. Сквозь толщу здания вел пешеходный тоннель, длинный и сумрачный, нагонявший обычно чувство смутного беспокойства. Но сейчас его полутемные недра казались мне спасительным оазисом, где хотя бы ненадолго можно укрыться от жгучих лучей.
Помнится, в тот момент я вяло размышлял о том, что привычное название «Северная Пальмира» (а также «Северная Венеция», «Северная столица», «Северная жемчужина» и др.) звучит на таком солнцепеке, по меньшей мере, иронично. В глубинах подсознания трепыхалось более подходящее для такой ситуации определение, но ухватить его «за жабры» никак не удавалось. По причине все той же одурманивающей жары.
Подняв глаза, я увидел, что навстречу мне со стороны тоннеля движется молодой высокий негр в светлом летнем костюме.
Что ж, встретить представителя темнокожей расы на питерской улице — не в диковинку. А по такой «африканской» жаре в этом чудилась даже некая символика.
Удивительно было другое.
Слишком уж неожиданно он появился. Будто материализовался из воздуха. Через тоннель он не проходил, это точно. Иначе я давно приметил бы его.
За шаг до меня он остановился и вежливо поздоровался.
Кивнув в ответ, я поинтересовался у парня:
— Ну и как Северная Пальмира, припекает?
В ответ он вскинул большой палец и на вполне сносном русском осведомился, той ли дорогой идет к метро.
Я объяснил ему, где надо свернуть.
Он поблагодарил и двинулся дальше.
Тигель, вдруг понял я! Сегодня наш мегаполис следует уподобить огромному тиглю, этакой гигантской плавильне.
Повернувшись, чтобы продолжить путь, я вдруг увидел рядом с собой трех молодых негров в джинсах и просторных цветастых рубахах. Они оживленно о чем-то спорили, энергично размахивая руками.
Но ведь еще две-три секунды назад их не было на улице! Подобно фантомам, они тоже возникли из ниоткуда!
Парни прошли мимо, будто и не заметив меня.
Я посмотрел им вслед, и меня охватило предчувствие, что сейчас произойдет нечто невероятное, небывалое, экстраординарное. Вот сейчас, через мгновенье…
И точно, я вдруг обнаружил, что нахожусь внутри пестрой, шумной, говорливой толпы африканцев! Молодые мужчины и женщины всех оттенков темной кожи — от эбонитового до бледно-сиреневого, все курчавые; одни в строгих деловых костюмах, другие в теннисках и джинсах, третьи в ярких национальных одеждах заполнили уже весь тротуар и продолжали прибывать невесть откуда!
А где-то поблизости выбивал приглушенную дробь тамтам…
Уж не стал ли я жертвой галлюцинаций, спровоцированных неистовой солнечной активностью?
Но нет, вокруг меня были не фантомы, а живые люди. Я различал капельки пота на лицах. Похоже, африканцам тоже не сладко в такую жару. Среди девушек было немало хорошеньких. Их неподражаемая природная грация говорила сама за себя. Одни носили короткую прическу, другие, напротив, щеголяли множеством тоненьких, искусно заплетенных косичек…
Из толпы меня не то чтобы не замечали, но определенно не удивлялись моему присутствию, хотя сейчас я был единственным «бледнолицым братом» в этой среде.
А над Обводным каналом, над Варшавским мостом вибрировало и переливалось горячее марево, размывая контуры прилегающих зданий, придавая им нездешний облик.
Мне чудились дворцы в мавританском стиле, пальмы, барханы, верблюды… Всё громче звучал тамтам… По дороге промчался красный автомобиль спортивного типа с откинутым верхом. За рулем сидела блондинка шоколадного цвета, а с заднего сидения на меня таращился крупный зеленый крокодил…
Да что же это происходит?!
Мне внезапно вспомнился роман американского фантаста Джека Финнея «Меж двух времен», читаный еще в юности.
Там главный персонаж переносится в другую эпоху не в результате какого-либо уникального научного проекта, не с помощью пресловутой «машины времени», а исключительно усилием воли, «вживанием» в определенные обстоятельства.
Может, и со мной случилось нечто подобное? Может, я тоже перенесся, только не во времени, а в пространстве? Телепортировался в один из уголков «черного континента»? Или же, напротив, этот уголок чудесным образом сам перенесся сюда, к нам в Питер?
Эту сумасшедшую мысль тут же подкрепило еще одно воспоминание.
За несколько лет до этого, тоже летом, в августе, здесь же, в районе Балтийского вокзала, я уже переживал состояние «стрессового переноса».
Хорошо помню, как в тот день я шел к вокзалу от улицы Циолковского.
Когда открылся вид на печально известную улицу Шкапина, я, признаюсь, испытал шок. Ибо там
