мать видела когда-нибудь Лизу?
— Где ей! — говорю я. — Из-за своих питомцев она и света белого не видит. Я уверен, что она и тебя, встретив на улице, не узнает.
Фариза смотрит на меня, я на Фаризу.
— Слушай, — говорит она, — а почему бы ей самой не выбрать тебе невесту?
— Стыр бузныг[1],— говорю я, — ничего глупее за последние десять лет я не слыхал! Представляю себе, что это будут за выборы.
— Да ты сначала выслушай, — говорит она и без передышки, за две минуты выкладывает свой план, от которого я прихожу в восторг и соглашаюсь на все. На том мы расстались.
…В воскресенье я проснулся рано. Побрился, позавтракал в одиночестве, ибо мамаша спозаранку ушла на ферму. В этот день в инкубаторе должна была вылупиться первая партия бронзовых индюшат, п, без сомнения, если бы мать не пошла туда, птенцы так бы и остались сидеть в своей скорлупе.
Надев синий костюм, желтые ботинки, надушившись одеколоном, я отправился к мамаше. Встретила она меня недружелюбно и заявила', что запах моих духов вряд ли понравится птицам. Но я, выполняя заранее намеченный план, не обратил на ее выпад никакого внимания и участливо спросил:
— Мать, как твои индюшата? Я так беспокоюсь за них! Вот пришел проведать.
Старуха растрогалась до невозможности.
— Мухарбек, дорогой мальчик, — говорит она, прослезившись, — а мне-то всегда казалось, что ты их терпеть не можешь!
— Как ты заблуждалась! — восклицаю я, — Разве можно не любить этих чудесных птичек! Какие у них перья, какие хвосты!
— Кхе-кхе… Меня всегда больше интересовала их упитанность, — суховато говорит мамаша, — но, во всяком случае, спасибо за внимание. — Тут она начинает вглядываться в дорогу.
— Что-то яркое приближается, — задумчиво говорит она. — Не пожарная ли машина?
Мое сердце начинает бешено стучать.
— Нет, — отвечаю я. — Кажется, это идут две девушки.
— Посмотри хорошенько, что это за девушки.
— Мать! — торжественно говорю я в то время, как меня прошибает холодный пот и рубашка начинает липнуть к спине. — Моя судьба в твоих руках. Сегодня ты должна сама мне выбрать невесту. Одну из этих двух.
Старуха смотрит на меня, как на сумасшедшего. Я было приготовился повторить свое объявление, но тут девушки подошли совсем близко и остановились в двух шагах. Одна в строгом синем костюме и в белой блузке; ее темные косы аккуратно уложены на затылке. Другая в оранжевом платье, от которого рябит в глазах; на шее ожерелье из зеленых камней величиной с наперсток; ярко-рыжие волосы украшает шляпка, похожая на кадушку, в которую соседка Секинат складывает сыр. На ногах туфли, очень модные: из них вылезают пальцы и пятки. В руках эта великолепная особа держит огромный зонтик с роскошной бахромой. Расфуфыренная таким образом Фариза могла бы поспорить с какаду. Я прямо направляюсь к ней.
— Добрый день, Лиза, — говорю я Фаризе громко, а потише добавляю. — На какой барахолке ты приобрела эту палатку, которую считаешь зонтиком?.. Ну, давай разыгрывай свою роль, а то мне уже невмоготу.
— Приветствую тебя, Мухарбек, — говорит она мне по русски, скаля зубы и вертя головой, — познакомь меня со своей маман.
Я подвожу их к мамаше и говорю замогильным голосом:
— Решай, мать. Тут тебе и Лиза, тут тебе и Фариза. Как скажешь, так и будет.
…Не думайте обо мне плохо, ведь я играл наверняка. Но тут мамаша сделала ход, спутавший все мои карты. Она шагнула вперед и схватила за руку… Фаризу! Я почувствовал, что сердце мое оборвалось и покатилось в дорожную пыль, хотя теоретически знал, что так не бывает.
— Бессовестная! — сказала мамаша Фаризе. — Так ты согласна выйти за моего сына? А что скажет на это твой муж Сослан?
Потом она повернулась ко мне.
— Не ожидала, что ты так глуп, сын мой. Для чего ты все это устроил? Мне просто жаль бедную девушку, которой придется жить с дураком.
Тут она обняла Лизу и сказала ей по-осетински:
— Мое солнышко, прибыла ли посылка, которую я жду?
— Да тетя Диссагет — отвечает эта коварная притворщица по-русски. — Еше вчера. Я уже распаковала. Яйца четырехдневкой давности, и ни одно не разбилось. Это настоящая бронзовая порода. Индюшки будут мясистые и выносливые.
Из оцепенения меня вывел индюк Султан, усердно клевавший шнурки моих ботинок.
— На девушек не сердись, — сказала мать, — это моя выдумка. Мне уже надоело, что ты морочишь голову мне и Лизе неизвестно зачем… И почему ты считаешь нас глупее себя? — безжалостно продолжала мамаша — Вот посмотри, нас здесь четверо. Трое из нас — начальство. Я заведующая индюками, Фариза — директор детского садика, Лиза — начальник почтового отделения. А ты? Кто ты такой? Просто школьный учитель. Кстати, у вас директор школы — тоже женщина Но мы ведь тебя не упрекаем за это. Занимаешь такую должность, какую позволяют тебе способности. Тут ничего не поделаешь. А я тебе скажу, почему ты, благородный Мухарбек, скрывал от меня Лизу. Потому что думал так: «Моя мать — женщина старого закала, она привержена к адату и не согласится на такой брак». Верно?
Я молчал, тупо глядя на Султана, нагло дергавшего мою штанину. Мне стало стыдно. Как же плохо я знал свою мать! А еще агитатор! Проводил беседы в бригадах, разговаривал с родителями школьников и только со своей мамашей никогда не удосуживался поговорить. Все времени не хватало.
— О юноша, — сказала мать, отгоняя от меня Султана, — не все ли равно, какой национальности будет твоя жена? Лишь бы она была человеком. А язык для разговоров как-нибудь найдем. Ну, девушки, я пойду. Проводите меня.
Конечно, мне потом пришлось просить у них прошения. Конечно, они меня простили. Иначе и свадьбы не было бы. Собственно, теперь все в порядке. Живем мы с Лизой душа в душу. Вот приду сейчас и расцелую их всех трех: мамашу, Лизу и Фаризу.
Что вы! Нет, у меня всего только одна жена. Фариза — это наша маленькая дочка. Ей всего два месяца, а она уже тянется к индюшатам. Вся в бабушку. Ну, хватит болтать. Вот приду сейчас, бабка откроет дверь и скажет:
— Заходи, учитель Тут тебе и Лиза, тут и Фариза. Я же побегу к своим индюкам. Слышишь, как орут? Здесь слышно.
ШАБАШКИН ИДЕТ К ФИНИШУ
