было ушиба головы, её голова была чуть ли не единственным местом, которое никак не пострадало, если не считать заживших порезов. Но если она настаивает, её готовы отправить к мозгоправу, а тот, в свою очередь, выпишет Уокер психотоники.
Виктория не настаивает и не хочет: не чувствует необходимости в психотерапевте и трезво рассуждает, что ясность ума без антидепрессантов ей дороже, чем избавиться от навязчивых снов.
Во-первых, не все из них пугающие, во-вторых, окончательно проснувшись, она помнит примерно ноль с хвостиком. Остаются только смутные, необъяснимые образы, пропитанные библейщиной, да привкус гари.
Вдоволь уродливого, вдоволь красивого, вдоволь «внеземного». И она предполагает, что слишком увлекалась творчеством старика Босха в институте, а пост-аварийный год без секса довершил остальное. Поэтому люди-птицы из снов сливаются там в единых оргиях, отращивая щупальца, зубы-колья и мечи вместо обглоданных рук, а останки тел сношают и жрут гигантские насекомые.
Из задниц тех вылетают бабочки.
Рассказывать в компаниях подобные истории не принято, точно не зарекомендуешь себя стендапером. Вот она и не рассказывала никому, что ей мерещится в царстве Морфея, пока — потную и душную — Викторию однажды не разбудил Уильям.
— Ты стонала.
— Что? — Уокер затрясла белокурой башкой, прогоняя остатки сна.
— Ты стонала и что-то шептала.
— Ну, может, мне порнушка снилась, а ты возьми и выключи этот фильм!
— Не так стонала. — Он снова перекатился на спину — крепкий, темноволосый, высокий. До аварии Вики встречалась с блондинами, будто бы отдавая дань своей подростковой влюблённости в постеры Джастина Бибера. После — вкус подменили. В еде, в одежде, в выборе мужчин.
— А как?
— Как будто тебя ранили.
— Не забывай, я — немножечко коп. Может это моё подсознание сублимирует всё то гавнище, с которым приходится иметь дело.
— Расскажи.
— Рассказать что? Гавнище?
— То, что тебе снилось.
— Ох, Уилл, если бы я только помнила…
— Так не бывает, какие-то картинки должны остаться в памяти.
Он оказался прав и он оказался отличным слушателем. Перебивал нужными вопросами, когда она старалась вспомнить подробности наглухо отбитого сна, и так и сыпал уточнениями: «Погоди-погоди, а куда потом делся гном с лицом твоей покойной матери?», «А дьявол угрожал всем или только тебе?», «Младенцы смотрели больше с похотью или с презрением?». А ещё он оказался первым мужчиной, в чьих объятиях было спокойно и тепло.
Но сейчас про объятия ей не думалось.
Прямо в центре прокуренной гостиной, по-христиански раскинув руки, покоилось тело. То, что от него осталось. Нет, сам труп мужчины лет сорока казался вполне целым, правда голым, но то, во что превратились его руки, было до мерзости узнаваемым.
— Чем его? — Джейкоб вынужденно пропустил Уокер, заходя внутрь. Всё равно уже увидела.
— Пока не знаю, — мужчина в белой одежде криминалиста сидел на корточках возле жертвы и складывал в стерильный пакет мелкую, белую крошку. — Это кости.
— Рук?
— Ноги, как видишь, невредимы.
— Убийца что, сюда асфальтоукладчик загнал и проехался по ладоням?
— Без понятия, Макграт. Никаких идей! — Звуки рвоты в сортире убитого заставили всех неловко замяться. — Патрульный, — уточнил криминалист. — Он такого не видел. — Они, пожалуй, тоже. Сплошное месиво там, где были руки, вплоть до локтей. И если приподнять одну за предплечье, может показаться, что покойный нацепил ажурный блузон века эдак XVIII, бахрома которого мотнёй свисает вниз. — Я не нахожу синяков на коже, кровоподтёков от ударов, и всё это выглядит так, словно…
— …кисти просто прижали к полу с нечеловеческой силой, пока те не расплющились, — раздался голос из дверей.
Виктория вздрогнула. Мужчина возник прямо за спиной, и она оказалась ближе всех, инстинктивно отодвигаясь в темноту коридора. Немолодой уже, к пятидесяти или чуть больше, но это из-за седины. Высокий, даже слишком, из-за роста тот выглядит худощавым, хотя под костюмом очерчены бицепсы. На носу очки-хамелеоны, но они тёмные для этой каморки. Значит стёкла сразу вставили цветные. Может дальтоник? Или предпочитает жить в солнечном Детройте, компенсируя недостаток ультрафиолета бронзовыми линзами?
— ФБР… — Джейкоб манерно закатил глаза. — Только вас нам не хватало.
— Почти. — Не особо рассматривая присутствующих, неизвестный направился к трупу. — Интерпол. Агент Смит. Подданный Её Британского Величества.
— Ого. Какой важный дяденька к нам прилетел! — На англичан у Макграта генетически срабатывала классовая ненависть, хотя Джейкоб сроду не бывал в родной Ирландии и сыпать мог разве что проклятьями давно почившего прадеда, когда-то, вынужденно, эмигрировавшего за лучшей жизнью. — Давно ли международных легавых заинтересовала криминальная жизнь Мичигана?
— Сегодня.
«Немногословный и привлекательный мужик», — подумала Вики, наблюдая, как тот присаживается рядом с экспертом и внимательно рассматривает почти чёрные линии вокруг тела.
— Зуб даю, это не серийник, Смит, — прокаркал солдат Джей. — Бандитские разборки, Смит. Может он задолжал одной из группировок, может украл наркоту, Смит. И вы нам улики топчете, Смит. Не знаю, как в Лондоне, а у нас не принято шастать вокруг криминалистов, пока они не соберут все образцы, Смит. Кстати, «Смит» — это настоящая фамилия, Смит?
— Нет, не настоящая. — Агент даже головы не поднял, проигнорировав выпад. Лишь потёр пальцами один из следов около тела и поднёс те к носу, пока лицо Макграта из просто веснушчатого становилось помидорным.
— Я думаю, это камедь. — Пискнула Виктория из полумрака холла, заплывшего вонью дешёвых кроссовок. Ситуация накалялась, и ей захотелось как-то сместить вектор беседы. — И ещё ацетоном пахнет. Или отбеливателем.
А дальше произошло то, чего никто не ожидал. Британец нервно дёрнулся при звуках её голоса, вскинул взгляд в поисках и попытался встать, но лишь осел и слегка завалился назад.
— Это кто сказал?
— Я, — она шагнула к Джейкобу, оказываясь точно под унылой лампой-вентилятором. Хотя на кой ляд такая в Детройте, вопрос на засыпку. Тут ни мух не бывает, ни духоты, которую требуется разогнать. В этом городе из живого только люди, да и те норовят друг друга грохнуть. Даже дождь в Детройте похож на привидение: он давно утонул в Великих Озёрах, а городу остался неугомонный призрак. — Вики Уокер, художник-криминалист.
Агент встал, не сводя с неё взора, и, как Виктории показалось, подошёл на негнущихся ногах.
— Вы правы. Это сера.
— Ушная? — Макграту не понравилось, как мужик лупится на самую сочную сóску всего департамента полиции США по мнению самого Макграта, поэтому он сделал то, что посчитал правильным, слегка задвинул Вики плечом.
— Солдат Джей, сера — это разновидность смолы. — Она недоумевала, почему иностранец так внимательно её осматривает. За очками не видно, но глаза она сейчас кожей чувствует, и те блуждают от обувки до макушки и останавливаются на лице. — Если её поджечь, будут такие следы. Мы в
