дрянь вырвалась из тебя и сбежала?
Зная Жоржа, я был готов к надменному «не понимаю, о чём ты говоришь». Но мальчишка, кажется, и впрямь повзрослел.
— По-моему, ответ очевиден. — Жорж положил книгу на стол и откинулся в кресле. Скрестил руки на груди. Он был одет в бархатный халат и домашние туфли — так, как, наверное, привык одеваться, находясь дома. — Это было то, что я призвал в наш мир. То, что подчинило меня себе. Тьма.
— Тьма в нашем мире принимает разные обличья, — сказал я. — Она становится хитрее. И сейчас здесь присутствуют как минимум две бесконтрольные сущности. Про одну не известно ничего. Вторая несколько дней жила в тебе. По-моему, небезосновательно будет предположить, что тебе хоть что-то о ней известно.
Жорж поднял руку. Широкий рукав халата соскользнул вниз, я увидел золотой браслет.
— Я помню себя лишь с тех пор, как эта штука оказалась у меня на запястье.
— Подожди, — изумился я. — Но я ведь своими глазами видел, что…
— Твои глаза тебя не обманывали.
Жорж опустил рукав халата. И поднял другую руку.
Чёрное пятно страшного ожога повторяло форму раскаленного металла — я, оказывается, запомнил её очень хорошо. Рука Жоржа, казалось, прогорела до самой кости.
— Мне не больно, — предупреждая мой вопрос и опуская рукав, сказал Жорж. — Но это единственное, чего сумели добиться целители. Ожог не убрать никакими средствами. А браслет я теперь ношу на другой руке. Господин Витман сказал, что он — точная копия того, который у меня был. И я очень хорошо помню, как надел тот браслет. Именно в этот момент я начал бороться… Но это было всё равно что сражаться с подхватившей тебя лавиной.
— Мысли, чувства, намерения сущности, которая в тебя вселилась, — настаивал я. — Что-то ведь ты должен был ощущать?
Жорж покачал головой:
— Ты когда-нибудь видел лавину, Барятинский?
— Доводилось, — брякнул я.
Капитану Чейну — доводилось, ага… Время от времени со мной такое случалось: сначала скажешь, потом думаешь. Спрашивается: кой чёрт мог занести в дикие горы Костю Барятинского?
Но Жорж на мою оговорку не обратил внимания.
— Ну, значит, должен понять, о чём я. Единственное, чего хотела эта дрянь — нестись вниз, разрушая всё, что окажется у неё на пути.
— Но при этом твоя «лавина» действовала вполне расчётливо, — возразил я. — Она провернула аферу с близняшками, посредством тебя пыталась упрочить своё положение в мире…
Жорж вдруг расхохотался. Я с каменным лицом переждал внезапный взрыв.
— Я сказал что-то смешное?
— «Действовала вполне расчётливо», — повторил Жорж. — Да нет же! Всё было совсем не так! Эта дрянь давила на меня и как будто задавала вопросы. А когда на тебя так давят, не отвечать ты не можешь. Она выжимала из меня ответы, словно сок из апельсина. «Что делать, чтобы Барятинский вышел из себя?» Надо всего лишь оказаться лучше него во всём. Лучше него учиться, держать себя благороднее, чем он. А самое главное — спасать людей! Тогда он точно спать перестанет, этот выскочка…
— Ты правда так обо мне думаешь? — не выдержал я. — Серьёзно⁈ Что я — выскочка с комплексом первого ученика⁈
Сказал — и прикусил язык. Вспомнил, что Жорж-то — подросток. Как и Костя Барятинский. И видит то, что видит. А видит он ровесника, который лучше него во всём. И его это, разумеется, бесит до дрожи.
Он ведь не знает, что я — не подросток, одержимый жаждой помериться, у кого длиннее. Я взрослый человек, который на собственной шкуре ощутил простую истину: хочешь, чтобы было хорошо — бери и делай. При всём уважении к аристократам, они никогда не сравняются с беспризорником, который стал иконой сопротивления целого мира.
То, что для аристократов было вопросом престижа, для Капитана Чейна было вопросом выживания. А ради выживания людям свойственно расшибаться куда сильнее, чем ради престижа.
— А разве это не так? — Во взгляде Жоржа сверкнуло что-то прежнее, колючее, но быстро пропало. — Разве ты не наслаждался своим превосходством?
Я развёл руками:
— Да как-то, знаешь, времени не было. Мир спасал. То одно, то другое…
Но Жорж меня будто не услышал. Задумчиво проговорил:
— Сначала Барятинские каким-то загадочным образом выбираются из долговой ямы. Потом, благодаря тебе, возвращаются в Ближний Круг. Потом ты блестяще сдаёшь экзамены в Императорскую академию и поступаешь на военное дело — направление, где традиционно обучаются только чёрные маги. Ты стал лучшим курсантом. Вхож в императорскую семью. Танцуешь с великой княжной. Дружишь с великим князем…
— А ещё от меня все девушки без ума, — перебил я. — А мой автомобиль делает на трассе вашего хвалёного «Чёрного призрака», как стоячего… Дальше что? Ты плакать будешь? Могу подождать снаружи. Я пришёл поговорить с мужчиной, а не с распустившим нюни сопляком.
— Мой отец был мужчиной, — скрипнул зубами Жорж. — И он тебя ненавидел! За то же самое, за что ненавижу я.
— А я не про физический возраст говорю. Подсказать лёгкий способ повзрослеть? Ищи корень своих проблем не в окружающих, а в себе. Тебя бьют — значит, ты недостаточно защищён. Не можешь победить — недостаточно силён. Кто-то учится лучше тебя — значит, ты недостаточно сидишь над учебниками. Выше магический уровень — недостаточно развиваешь энергетическую систему. Вот так рассуждают взрослые люди.
— И, по-твоему, за это тебя одни превозносят, а другие — ненавидят? — усмехнулся Жорж.
— Если есть другая причина — мне она неизвестна.
— Она есть, — резко сказал Жорж. — И прекрасно тебе известна! До шестнадцати лет ты был никем. Слабый, никчёмный, не семи пядей во лбу, твой магический уровень можно было даже не замерять. И вдруг, в одночасье, превратился в героя приключенческого романа. Так не бывает. Это — загадка, которой не понимает никто, кроме меня. Вот это — причина, Барятинский.
Я помолчал. А потом повторил ключевую мысль услышанного:
— Никто, кроме тебя?
Улыбка Жоржа сделалась мерзкой, как в старые добрые времена:
— Да, Бродяга. Кое-что я от своего незваного гостя всё-таки почерпнул. Но не волнуйся об этом, я буду молчать. И не потому, что для меня это знание — козырь, который можно разыграть в нужную минуту. Просто… — Тут Жорж вновь помрачнел. — Просто ты, чёрт побери, единственная надежда нашего мира — кем
