наблюдение за домой сняли, и ей теперь надо уйти. Я предлагала ей дождаться вас, но она сказала, что так лучше…
Все элитное вино сразу выветрилось. То есть наша мадам свалила от нас и даже не попрощалась? А ее вообще кто-то отпускал?
— А я всегда говорил, — чуть покачиваясь, изрек Глеб, — самый эффективный способ удержать женщину — это приковать ее к кровати.
Видимо, именно поэтому у тебя до сих пор и нет девушки.
— Адрес она оставила? — спросил я.
Уля мотнула головой.
— Обожаю прятки, — усмехнулся друг.
Что наш Святейший Синод и правда думает, что мы ее не найдем? Да мы в детстве мяч на дне пруда находили — всяко сложнее, чем одну девушку в одной столице.
— Придумывайте, как будем ее наказывать, — сказал я и вытянул из кармана смартфон.
Ep. 02. Монстр трущоб (II)
Ночь на окраине столицы всегда кажется темнее, чем в ее центре. Со вздохом взглянув на разбитый фонарь, Дарья вошла в сонную парадную, поднялась по старенькой лестнице на последний этаж и, провернув ключ в замке, отворила дверь. Сумка шлепнулась на пол, и стук гулко отдался в тишине крохотной квартирки-студии. Так же гулко звучали и шаги. Внутри было пыльно и пусто — лишь стол, стул, шкаф, кровать и маленькая кухня — ни следа былого богатства. Прошедшее через вереницу чиновников и ответственных лиц родительское наследство исчезло в воздухе, и вместо больших апартаментов в центре осталась эта халупа. Похоже, кто-то наверху все-таки вспомнил, что надо поддержать сироту и не отбирать сразу все.
Дарья за пару шагов пересекла комнату и остановилась у окна. А ведь она не всегда была одна. Когда-то давно у нее были и отец, и мать, и младший брат, но всего одна авария — и в целом мире не осталось никого. Да и сам мир словно ушел из-под ног, теряя равновесие. Все знакомые и дальние родственники, как частенько водится в таких случаях, отвернулись, и, оставшись совсем одна, она стала отчаянно просить у Темноты вернуть семью. Долго просила — не раз и не два, а сотни раз холодными одинокими вечерами. А потом та вдруг откликнулась. Семью, правда, не вернула, но силой, как в насмешку, наградила. Никому не нужного, но перспективного ребенка тут же взял к себе Синод, и один интернат, где на нее было наплевать, сменился другим, где учили, тренировали и готовили к долгой службе, которая так нелепо оборвалась.
И все из-за Темноты, которая, как Дарья уже давно поняла, не возвращает, а только забирает. Из-за Темноты, которая смотрела из когда-то дорогих глаз и будто повторяла вслед за когда-то дорогим голосом сухое равнодушное «ухожу». Всего одно слово, один пистолет — палец замер на спусковом крючке. Все, кто видели, знали, что даже тогда она бы ни за что не выстрелила — но для вынужденного бессрочного отпуска этого оказалось вполне достаточно. «Ты нестабильна,» — сказали ей и только несколько месяцев спустя дали первое после простоя задание, как отмашку, лишь бы чем-то ее занять. А теперь забрали и его.
Сегодня позвонил начальник.
— За прошедшие недели в Синьорию поступило два десятка жалоб с именем мессира Павловского, — сообщил он. — Парочка пришла даже в Синод.
— Но он не отправлял, — заметила Дарья.
— Верно, не он, а на него. А значит, молодой человек отлично справляется и сам. Так что все, наблюдать за домом больше не нужно. Это официальное решение.
Дарья вздохнула — она и так уже знала, что рано или поздно это скажут. По-честному, этот молодой человек чуть ли не с первого дня справлялся с домом отлично и без нее.
— А я? — тихо спросила она. — Какое у меня теперь задание?
На той стороне замялись.
— Ты же в отпуске, — наконец последовал ответ, — возьми и отдохни. А там посмотрим…
Вот и все — снова не нужна. Закончив вызов, она собрала сумки и ушла, не став дожидаться, пока привяжется к ним настолько, что уйти уже не сможет. Однако чем дальше уезжала от этого дома, тем мрачнее становилось на душе — нестабильнее, как бы сказали штатные психологи. Кто же виноват, что господа Павловские так напоминали семью. Когда зашла в свою квартирку, уже была готова расколотить все, но ломать тут особого нечего. Даже дверного звонка не имелось — все равно к ней никто не приходил.
На улице была темнота, и в окнах домов напротив — темнота. Лишь в лунном свете на столе поблескивал большой хрустальный шар — его подарок. Еще один человек, который когда-то напоминал семью. Может, все-таки зря она его не пристрелила?
Пара быстрых шагов — и пальцы сжали выскальзывающее из рук холодное стекло. С пару мгновений Дарья вертела его в руке, а затем прицелилась, собираясь отправить в стену. Может, хоть так станет легче? Внезапно дверь за спиной, которую она не закрыла, заходя, со скрипом распахнулась, и в квартиру вошли — нет, буквально вломились — двое.
— Адрес точно тот, — сказал Костя, окинув ее взглядом. — Можно паковать.
— Одна сумка, одна Дарья, — загибая пальцы, подсчитал Глеб. — Все и так уже упаковано.
— Тогда выносим.
Выдохнув, девушка перевела глаза между ними — между двумя этими нахальными ухмылками.
— Что вы творите?
— Хотела уйти и не дать мне шанса тебя соблазнить? — отозвался один из наглецов.
— А мне нужен дома Святейший Синод, — с иронией изрек другой. — Это очень удобно, знаешь ли.
— Но это все, — серьезно произнесла она. — За твоим домом больше не нужно наблюдать.
В ответ же эти двое переглянулись и заржали. Смех разлетелся по пустой квартире, казалось, даже отскакивая от стен — как что-то совсем инородное. Дарья и не помнила, когда тут вообще смеялись.
— Ты пойми, — сказал Костя, — если нам с тобой понравилось, то мы тебя просто так не отпустим. Только замуж, и то не факт.
Следом Глеб подхватил ее сброшенную на пол сумку.
— Ну что, сама пойдешь или тоже на ручки?
Она открыла рот, чтобы их привычно отчитать, чтобы высказаться об их отвратительных манерах — и не смогла произнести ни звука, вдруг поняв, что всего за пару часов, как ни странно, успела по ним соскучиться. И по этим тупым подкатам, и по дружному хохоту, и по ощущению, что она кому-то нужна. Вместо слов к горлу внезапно подступил комок. В конце концов, не этого ли она когда-то просила у Темноты?..
Дарья молча шагнула шагнула к братьям, оставляя холод пустой квартиры за спиной. А дальше они окружили ее, как конвой, с двух сторон. Дверь захлопнулась, и так же под конвоем она пошла вниз по лестнице, не говоря ни слова и сжимая в руке хрустальный шар, который уже больше не хотелось
