технического прогресса. Они могут выбирать лишь из того, что им предложат ученые и инженеры, т.е. советская технократия. Только на основе их предложений, на основе их рекомендаций определяются основные направления развития экономики.
Можно поэтому утверждать, что élan vital советских производительных сил является ни армия, ни промышленная бюрократия, а технократия. Но технократия действует в конкретных условиях советского общества, где военные интересы имеют абсолютный приоритет. Поэтому технократии очень трудно или невозможно добиться финансирования тех или иных наиболее сложных идей и проектов, кроме как обещанием использовать полученные результаты в военных целях, даже если сама армия и не выступает инициатором того или иного новшества. Таким образом, роль армии сводится к функции мощного катализатора советской экономики, но не к роли движущей ее силы.
Благодаря присутствию этого катализатора, технократия оказывает постоянное давление на бюрократию, сопровождающееся шантажом, согласно которому СССР проиграет гонку вооружений и войну, если только в то или иное предлагаемое новшество не будут вложены требуемые средства. Таким образом, технократия милитаризует почти всю свою деятельность, даже если она и не направлена на непосредственное создание орудий разрушения. Для любого новшества подыскивается стратегическое оправдание, и если оно не находится, то отбрасывается учеными и инженерами на ранних стадиях разработки. Но если у технократии оказываются вдруг иные средства получить бюджеты, она вовсе не обязательно использует в своих аргументах военные интересы. В самом деле, где это удается, она это и делает. Но ввиду абсолютного приоритета военных интересов в СССР, делать это ей трудно. Таким образом, хотя большей частью динамика советских производительных сил действительно определяется военными интересами, технократия оказывается движущей силой милитаризации советской экономики, создавая непрерывно новый военный потенциал во всех областях, который сама армия не могла бы планировать.
Давление создается, главным образом, учеными и инженерами, ищущими точки приложения своей деятельности, возможности повысить свой статус, ученую степень, получить новую должность, штаты и т. п. Во многих случаях их инициатива поддерживается также промышленными администраторами, делающими карьеру на успешной реализации того или иного изделия.
Выгодная идея, во время подхваченная специалистом, позволяет ему быстро выдвинуться на работе, защитить ученую степень, возглавить лабораторию, отдел, институт и т. п. Происходит подлинная охота за идеями.
Поскольку, однако, защита подобных идей перед руководством может производиться лишь путем ссылки на международных соперников, то внутренняя динамика научно-технического прогресса в СССР, определяется быстрым подхватыванием технократами именно иностранных технических идей и пропагандированием их в ССОР как жизненно важной необходимости для укрепления советского военного и стратегического потенциала.
Федосеев подтверждает эту общеизвестную истину. В СССР, говорит он, разработка оригинальных конструкций, не связанных с подражанием западным образцам (в основном американским) не только не поощряется, но и прямо препятствуется. «Только очень и очень немногие разработчики, — говорит Федосеев, — рисковали разрабатывать что-то свое, оригинальное. Это хоть и поощрялось на словах, но на практике существовало страшное недоверие к своему новому. Поэтому из-за естественной мелкой ошибки или опоздания в оригинальной разработке разработчика с позором снимали с поста, и карьера его кончилась» .
«Мне было непонятно это стремление, — говорит далее Федосеев, — к копированию зарубежной техники и всяческое его поощрение вместо внимательного содействия развитию собственной отечественной мысли и техники».
Тот же Федосеев, сам того не осознавая, воспроизводит механизм давления снизу вверх, т.е. внутреннюю динамику советской экономики. Он дает следующую схему внедрения новой военной техники:
1) получение сведений о новой технике или получение ее образца;
2) два-три года, по его словам, уходят на то, чтобы военные и партийные организации осознали значение новой техники;
3) год-два уходят на получение правительственного решения;
4) два-три года занимает пуск в производство;
5) год-два уходит на принятие на вооружение.
Как видно из этой схемы второй и третий этапы означают не что иное, как постоянное давление на «военные и партийные организации» со стороны специалистов. Ибо если бы эти организации были убеждены в необходимости такой техники, они бы не стали три года «осознавать» ее важность. Ясно, что делают это они только под давлением. Такое давление почти всегда безошибочно, ибо самый жесткий консерватор сопротивляясь ему, рискует оказаться в опасном положении человека, выступающего против интересов обороноспособности СССР — аргумент неотразимый.
Карл Шпилман отмечает, что наиболее динамичной силой являются не чиновники министерств, а именно конструкторы. В самом деле, — говорит он, — если для какого-либо КБ будет потеряна возможность начать разработку нового самолета или ракеты, то это будет большим уроном для этого КБ, в то время как для министра это весьма безразлично, ибо какой бы самолет не был разработан, он все равно будет производиться его министерством, и заказ от него никуда не уйдет. Таким образом, даже чиновники министерств могут скорее оказывать сдерживающее влияние на конструкторов и ученых, являющихся двигательным нервом гонки вооружений.
Внутренняя динамика милитаризации советской экономики может быть продемонстрирована на двух примерах, а именно на примере разработки стратегического оружия и на примере автоматизации производственных процессов. Механизм их одинаков и соответствует тому, что мы видели в схеме Федосеева. Различие лишь в уровне лобби, заинтересованного в том или ином новшестве.
В любопытном «романе» Битва Николая Горбачева, одобренном и изданном Воениздатом, и даже выставленном неудачно на соискание лит. премии РСФСР, показано, как проводилась в жизнь идея создания антиракеты, одного из самых прожорливых видов оружия, и при том настоящего «кота в мешке», которое никому не может дать уверенность в том, будет ли оно эффективно во время войны. Ведь такие системы предназначены лишь для одноразового пользования и любая ошибка, любой сбой может привести к фатальным последствиям. Разумеется, всегда можно провести блистательные испытания антиракеты в мирных условиях. Но такие испытания неизбежно будут проведены в намеренно облегченных условиях. Противник может всегда применить в боевой ракете какую-либо новинку, которая сможет повысить ее защиту от обнаружения и т. п. Но создание и поддержание такой системы стоит колоссальных средств.
По Горбачеву создание антиракеты начинается с письма группы маршалов в ЦК КПСС, в котором утверждается, что та сторона, которая создаст первая антиракету будет диктовать свои условия — «теперь в мире в условиях производства глобальных ракет тот будет обладать силой, будет на «коне», кто первый поставит на «стартовый» стол антиракету». Представитель бюрократии, заместитель председателя СМ СССР, который проводит совещание в ЦК, посвященное разбору письма маршалов, говорит: «речь идет о письме группы маршалов в ЦК — назрела... крайняя необходимость создания противоракетной системы. Доказательства — бурное развитие и накопление стратегических ракет в ряде стран агрессивных блоков Развитие ракет ставит под сомнение значение в будущем
