Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 12
не были тронуты сединой. Она равнодушно прошла мимо Агнес, села за стол и с явным оттенком враждебности произнесла: «Здравствуй, Агнес».
Агнес даже удивилась. Она никак не ожидала, что к ней могут относиться так недружелюбно. Она привыкла к любви и радости. А тут такое.
— Здравствуйте. Гингибери сказал, что вы знаете что-то про мою маму, про ее смерть, — тихо поинтересовалась Агнес.
Старушка злобно взглянула на Гингибери, который от страха сполз под стол, и оттуда проскулил:
— Ну и что! Пусть знает! Она же мучается!
— Это хорошо, что мучается, — грозно произнесла старушка, вцепившись взглядом в Агнес. Агнес оторопела:
— Что же я натворила такое, что вы так люто меня ненавидите?
— Ой, да пустяки это все! Главное, что все живы! — включилась Тристис, упорно замешивая тесто.
Старушка злобно взглянула на Тристис, громко и ядовито засмеялась и, размахивая руками, заявила:
— Ну, смотри, что ты натворила! Моя дочь двинулась! Уже как одиннадцать лет мнет пустую кастрюлю! Ты еще не видела, как она пирог потом мастерит!
Агнес заглянула в кастрюлю, в которой, действительно, ничего не было. Она была совершенно пустой.
— Ты свела с ума мою Тристис! — заявила старуха. — Убила мою Флаву! Мою дочь! Ангела! Она была воплощением добра! Убила ее маленькую дочуру Нору!
Последние слова бабушка произнесла надрывным голосом, прикрывая глаза дрожащей рукой. Видимо, сердце старушки глубоко и навсегда впитала боль от потери дочери и внучки. Любое упоминание о них тяжко ворочало душу.
— Теперь моя Тристис каждый день ждет к обеду своих убитых сестру и племянницу, готовит им пирог с клубникой. На протяжении уже одиннадцати лет. Вон, смотри, как выготавливает! Старается, видите ли! У меня нет дочерей. Одна убита, а вторая свихнулась, — озлобленно заскулила бабка.
Агнес не могла отвести взгляд от Тристис, которая уже никого не слушала, и находилась, как будто, в другом измерении, продолжая месить тесто.
— И свою мать ты тоже угробила! И Галлуса порешила тоже ты! — завершила старушка.
Агнес не могла выговорить ни слова. Как она могла убить свою мать, Флаву, Галлуса и свести с ума Тристис?! Она глянула на Гингибери, который сразу отвел виноватый взгляд в сторону. Видимо, он полностью был согласен со всем, что наговорила бабушка. Просто его детское сердце было настолько всепрощающим, что бабушкина злоба в нем не задерживалась.
— Но… Но… Но… Как?! — заикаясь прошептала Агнес. — Я не могла. Я не такая.
— Ой-ой-ой! Не такая! — съязвила бабка.
— Расскажите. Умоляю вас!
В этот момент в кухню зашел Маритус и застыл, ощупывая всех волчьим взглядом. Это был угрюмый молчаливый мужчина невысокого роста. Его лицо было густо покрыто смоляной кучерявостью, обрамляющей абсолютно лысый череп, а кустистые брови маскировали глаза, как будто, ограждая присутствующих от чего-то гнетущего.
Бабушка притихла. Видно, Маритус был единственным, кто мог ее усмирить.
«Любимый вернулся! — взвизгнула Тристис, выронила с грохотом кастрюлю и, подбежав к супругу, чмокнула его в плечо. Затем она вновь вернулась к своему занятию. — Осталось, чтобы Флава с Норочкой объявились. И будет у нас обед!»
Маритус никак не отреагировал на проявленную нежность, грозно посмотрел на супругу, а затем на Агнес.
Агнес замерла. Целую минуту все молчали. Только пустая кастрюля слегка позвякивала в руках добросовестной Тристис, которая уже целый час никак не могла замесить тесто.
«Здравствуй, Агнес», — внезапно с бархатной грубостью произнес Маритус и сел за стол прямо напротив оцепеневшей девочки, которая широкими глазами посмотрела на него и даже не смогла толком ответить на приветствие.
«Ты меня не помнишь. Я уверен. Тебе исполнилось год или два. Не помню точно. Никогда не разбирался в детях. Не люблю я их. Боюсь, что ли. Непонятные они какие-то. Вон, Гингибери, сидит, — все кроме Тристис взглянули на бледного Гингибери, — думаешь, я знаю, сколько ему лет? Да сколько надо, столько и лет. Не важно. Вот, когда вырастет, тогда и поговорим. А сейчас не о чем…».
Маритус изобразил задумчивую паузу и продолжил: «Так вот… Расскажу тебе все, что знаю. Сама делай выводы, — вздохнул Маритус и через секунду продолжил: я знал твою мать. Дружили с детства, так сказать. Она была наивным каким-то, добрым созданием. Одним словом, — дурочка. Но нравилась она мне. Такая вся светлая, красивая. И семья богатая. Мы все любили тогда к ней в гости наведываться. Там всегда столько фруктов было! Ну, какие хочешь. Я даже не мог выговорить их названия. И зверюшки бегали причудливые. Я тогда себе присмотрел какого-то лупоглазого таракана. Тимом назвал. Он у меня по команде прыгал, летал, ползал. Даже иногда лаял. А что еще детям надо? Это был рай!» — на лице Маритуса нарисовалась кривая, но блаженная улыбка. Видимо, он был по-настоящему счастлив в те годы.
«Ты ведь тоже на фруктах повернутая? Я знаю. Это у вас семейное. По женской линии передается. Вот, у твоей бабки тоже это было. Только она особо не пользовалась этим даром. Ей хватало того, что Лея, твоя мать, забавлялась на полную катушку», — Агнес слушала Маритуса, затаив дыхание. Она, оказывается, даже не знала имени своей матери.
«Когда нам всем исполнилось по восемнадцать, в город приехал твой отец Нихилум. Ему уже было на тот момент лет сорок. Он обосновался в какой-то смрадной коморке на краю города. Ни с кем не общался. Жалкий он был какой-то. Убогий. А кто любит убожество? Мы все тогда люто его возненавидели. Только вот, Лея глядела на него как-то по-другому. Она не замечала драный пиджак, сутулую осанку, ржавую прическу. Помню, она говорила, что Нихилум особенный какой-то. Он еще всем покажет. Но мы просто смеялись. А потом, вдруг, поцелуйчики, любовь, свадьба… Я даже не заметил, как у них все завертелось. Ну, кто бы мог подумать, что наша красавица Лея, да за какого-то урода… Помню, что я ревновал жутко. Ты не подумай, мы были друзьями. Просто я потерял радость. Рядом с Леей все как-то было по-другому, с ощущением сказки, что ли. Никто так не мог светиться счастьем, как она. Ты мне чем-то ее напоминаешь. Сидишь вся такая, красивая, чистая. Глазища твои светятся», — Маритус замолчал и уставился на Агнес. Та немного смутилась.
Бабушка, тем временем, с явным недовольством слушала Маритуса, но молчала. Казалось, что у нее на все сказанное есть свое мнение, однако, она не решалась прерывать монолог зятя и противоречить ему. Тристис продолжала замешивать тесто.
«Нихилум переехал в дом к Лее. Мы перестали с ней общаться,
Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 12
