касаются некоторых моментов истории Карельского перешейка и Приладожской Карелии до появления и них переселенцев. В собранных интервью эти сведения немногочисленны, отрывочны и довольно кратки. В наших материалах, пожалуй, не найдется ни одного последовательного изложения событий, которое могло бы быть прочтено как история этого края с давних времен до наших дней, хотя вопрос об истории этой местности постоянно задавался в ходе сбора материала.
Конечно, способ репрезентации истории в большой степени зависит от формы изложения. В данном случае история становилась предметом устной беседы, для которой характерны диалогичность, «неравномерность» повествования — детальное описание рассказчиком незначительных с точки зрения «большой» истории событий и подчас невнимание к считающимся важными историческим этапам в рамках хронологического изложения событий, неожиданные уходы от заданной темы и проч.
На специфику репрезентации нашими информантами исторических событий повлияли также два важных момента. Во-первых, как можно видеть из представленных в настоящем сборнике текстов, большинство воспоминаний относится к недавнему прошлому. Таким образом, рассказанная переселенцами история финляндской территории до их приезда практически лишена временной глубины. История края до появления в нем переселенцев, уходящая в глубь веков, не является для настоящих жителей этих территорий актуальным прошлым. Актуальное прошлое, которое говорит о происхождении этих людей и причинах их появления на данном месте и, таким образом, дает возможность определить себя в этом мире, оказывается за пределами территории их настоящего проживания — как правило, в деревне, в селе или городке, из которых они родом. Во-вторых, на готовность излагать крупномасштабные исторические события повлияло само представление переселенцев об истории. Для одних наших собеседников понятие «история» ассоциируется с далеким прошлым и событиями, произошедшими задолго до их рождения, для других — с прошлым, рассказанным профессиональным языком историков, для третьих — это спорные моменты военных конфликтов, государственная политика и идеология. Но в любом случае практически все информанты давали понять, что история как особое знание находится за пределами их компетенции. Таким образом, право на это особое знание оказалось как бы переданным местным краеведам и историкам, которые и являются в настоящее время главными создателями исторического нарратива в данных сообществах.
Истории переезда: первые впечатления.
Сбор материалов, касающихся переселения советских жителей на аннексированные у Финляндии территории, предполагал прежде всего беседы с очевидцами этого процесса. Однако наши информанты, приехавшие в первую волну заселения — в 1940 г., были скорее его свидетелями, чем активными участниками. В большинстве случаев решение о переезде принимали не они, а их родители. Они и должны были налаживать жизнь на новых территориях. Такое положение вещей повлияло на характер собранных свидетельств, — в них ограниченно представлено взаимодействие переселенцев с государственными структурами, определявшими миграционную политику, и местными формальными институтами, задачей которых было упорядочение жизни мигрантов на новом месте. События второй волны — переселения конца 40 — начала 50-х гг. — уже описаны людьми, которые сами, насколько это было возможно, участвовали в принятии решений о переезде, роде своих занятий, месте проживания на новых территориях и проч. Воспоминания последних дают возможность понять, что могло руководить людьми, решившими покинуть родные края, каким образом государство стимулировало переселение, как организовывались первые колхозы на новой территории и т. д.
Участники и первой и второй волны миграции (а зачастую это одни и те же люди) принадлежат к поколению, которое вписывает начало своей сознательной жизни в контекст предвоенного и военного времени. Этот период можно коротко охарактеризовать как время социальных катастроф. И несмотря на то, что судьбы людей очень разные, именно таким это время очень ярко предстает в их воспоминаниях. Рассказы о затоплении обжитых территорий с крепкими крестьянскими хозяйствами и насильственном выселении вологодцев целыми колхозами, о нищете и голоде в родных местах мордовских и чувашских, псковских и калининских крестьян — рисуют общую картину предвоенного времени.
Самым важным и трудным испытанием в жизни людей этого поколения оказывается Великая Отечественная война: именно на этот период приходится доминанта многих рассказов. Истории тех, кто в то время относился к гражданскому населению (прежде всего это женщины и дети)[7] и попал в зону военных действий, насыщены тяжелыми воспоминаниями о многочисленных утратах: о жизни в землянках, в полях и лесах, о постоянном страхе смерти от пуль и голода. Для тех, кто во время войны был эвакуирован, жизнь того времени предстает как бесконечная дорога и мытарства по чужим местам. Эти истории отличаются особой динамикой и часто сводятся к безостановочному перечислению населенных пунктов, в которые судьба забросила рассказчиков. При этом описываемое социальное пространство предстает безграничным и хаотическим. Жизненный уклад послевоенного времени в условиях дефицита необходимых вещей характеризуется в рассказах (особенно это касается территорий, оккупированных немцами) постоянной борьбой за существование. Таким образом, рассказы о жизни до переезда на новые места, хотя и касаются разнообразных обстоятельств и причин переселения, практически полностью сводятся к описанию тяжелых жизненных условий. Они занимают очень большое место в биографиях и представляют рассказчиков как вынужденных переселенцев.
Детский дом в Лахденпохья.
История создания детского дома в Лахденпохья составила отдельный подраздел не потому, что она выделяется из общего контекста миграции первых послевоенных лет. Скорее, наоборот, она вполне вписана в свое время и добавляет к картине переселения дополнительные штрихи. Этот в общем-то короткий и состоящий из двух фрагментов рассказ о создании детского дома в Лахденпохья оказался единственным в своем роде — только одна наша собеседница поведала нам столь ярко и эмоционально о создании учреждения, в котором она стала потом работать.
Материальный мир заселяемых территорий.
Воспоминания о первых впечатлениях людей при встрече с новой территорией резко контрастируют с их рассказами о допереселенческой жизни. Прошлое переселенцев на новых территориях представлено прежде всего в описании материального мира. Новое место описывается как территория с полностью сохранившейся мирной обстановкой — целыми жилыми строениями, оставшимися в неприкосновенности хозяйственными постройками, общественными зданиями, дорогами и культивированными землями, а также почти нетронутыми войной и относительно богатыми природными угодьями. Именно в таком виде по договору должны были оставить финны свою территорию для новых хозяев.
Вполне понятно, что для людей, которые нуждались в самых обычных вещах, а зачастую были лишены крыши над головой, возможность начать новую жизнь в уже готовых домах воспринималась, и воспринимается до сих пор, как большое благо. Многие сравнивают обретенный мир со сказкой или раем. Он наполнен чудесными цветами, хуторами с плодовыми деревьями и отяжелевшими от ягод кустами, чистыми ухоженными лесами, полными грибов и ягод. На задний план отходят трудности, которые сопровождали процесс переселения и обживания нового места. А трудностей, по рассказам переселенцев,
