встали с постелей. Это было странно, — три дня назад знакомство с братьями Ростовыми оставило хорошее впечатление. Младший из них, Анатолий, краснея, отвечал на ее вопросы — не курит ли он, не выпивает ли иногда, — разумеется, он не пил и не курил, этот голубоглазый, курчавый паренек, очень похожий на девушку. Другое дело Антон; тот держался развязно, пробовал даже грубить. Совершенно было ясно, что теперь в изоляторе верховодит именно Антон — рослый парень со смуглым лицом, с темными большими, задумчивыми глазами, Ольга Николаевна попросила его уступить койку новичку.
— Пацаны, — не вставая с койки, обратился Антон к Ростовым, — может, уважим докторшу, уступим ее любимчику местечко потеплее? Дадим в придачу одеяльце, пуховую подушечку. В постель будем подавать кефирчик!
— Встать! — приказала Ольга Николаевна. — И научитесь держать себя и разговаривать с людьми постарше вас, я вам в матери гожусь.
Она ушла искать коменданта. Когда Вадим, приняв душ, пошел в изолятор и поздоровался, он не обратил внимания на то, что на его приветствие никто не ответил. Молча он повесил шинель и мешок на гвоздик, потом сел на табурет, оглядывая помещение, заметил:
— Знатно, ребята, живете. Землянка генеральская.
— Генеральская? — Антон приподнял голову с подушки. — А ты в них бывал?
— В генеральских, — признался Вадим, — не приходилось, в полковничьих живал. Да все фронтовые землянки одинаковые. Разница лишь в боевых качествах, — на тех, что ближе к огню, бревен и балласта побольше.
Анатолий, державшийся в изоляторе более независимо, чем его брат, спросил:
— Так ты не из безнадзорных?
— Из военных, — степенно ответил Вадим. — Демобилизовался по возрасту и по случаю незаконченного образования.
— Руку, поди, здорово зашиб? — Анатолий сочувственно поглядывал на повязку.
— На фронте ушибов не бывает, — контузия и ранение, — не обижаясь, пояснил Вадим. — Я сам имею два, недавно в разведке третий раз царапнуло.
— По-настоящему воевал? — с некоторым недоверием продолжал расспрашивать Анатолий, усаживаясь на его кровать. За ним поднялась и остальные. Все четверо поместились на одной кровати, однако поговорить по душам не пришлось: Варя увела новичка ужинать.
— Покладистый малый, — задумчиво рассуждал Антон, — нам ровесник, а уже воевал, имеет три нашивки за ранения.
Понравился новичок и Анатолию. Он перевесил мешок Вадима на свое место и уже отогнул одеяло, чтобы поменять белье на койках, но «коменданта» возмутило подобное самовольство.
— Сиди, раззява, — Антон насмешливо оглядел Анатолия. — Кого докторша просила уступить койку? Давай-ка сюда вещички военного товарища.
В карантине Вадим пробыл одну ночь. Утром новичков в изоляторе навестила старушка, одетая в солдатский ватник, из-под которого торчали полы аккуратно подобранного белого халата. Глядя на подростков поверх очков, она сказала, что ее зовут Антонина Осиповна, и работает она в училище сестрой-хозяйкой. Антон, принявший было старушку за медика, от радости, что не будет осмотра, громко крикнул «порядок!», — этим словцом он выражал разные чувства — радость, одобрение, досаду, гнев.
Антонина Осиповна принесла приятную новость: неожиданно кончился карантин. Министерство прислало в училище телеграфный приказ: «Из учащихся подготовительного отделения, отставших по болезни, присланных отделами народного образования и горкомом комсомола, создать тридцать четвертую токарную группу». Директор приказал сестре-хозяйке срочно подогнать обмундирование четверым подросткам и перевести их из изолятора в общежитие.
Портновская мастерская помещалась в мансарде деревянного флигеля. Здесь в старые времена жила господская прислуга. Низкий потолок казался еще ниже потому, что две трети комнаты занимал верстак. На блоках свешивались электрические лампочки под плоскими колпаками. В центре верстака сидел портной, концы его пышной черной бороды уходили через распахнутый ворот под гимнастерку. Эта борода напомнила подросткам сказочного Черномора. Портной ловко приметывал заплату к брюкам.
— Опять к вам, Иван Спиридонович, — едва переступив порог, заговорила Антонина Осиповна, пропуская вперед новичков.
— К какому сроку? — деловито осведомился портной; голос его, женский, немного визгливый, рассмешил подростков.
Антонина Осиповна зашептала:
— Тише вы, человек большого уважения заслуживает. Работящий, один такую ораву обшивает, а у вас смешки.
Портной прислушивался, догадываясь, что о нем идет речь. Антонина Осиповна вытолкнула вперед Анатолия, словно только с него одного и нужно было снимать мерку.
— Срок жесткий. Хозяин приказал к утру обмундировать.
— В нашем доме вечная спешка, — беззлобно ворчал Иван Спиридонович, — живем словно на вокзале.
Закончив приметку заплаты, Иван Спиридонович слез с верстака; роста он был одного с Анатолием, только покряжистее. Профессиональным взглядом он окинул подростков, кому какой нужен размер обмундирования, и скрылся за манекенами. Брякая связкой ключей, портной долго возился у окованного сундука, не торопясь выкладывая гимнастерки и брюки.
В мастерской у Вадима настроение упало: заставят снять привычную армейскую шинель. Зато его сверстникам страсть как хотелось побыстрее надеть новенькое обмундирование. Первым к сундуку подошел Антон. Надев брюки и гимнастерку, он оглядел себя, и, видимо, остался доволен, но Иван Спиридонович нашел какой-то одному ему ведомый изъян и велел парню раздеться. Так были забракованы четыре пары обмундирования, только пятая оказалась на Антоне в самый раз. Ладно сидело новое обмундирование и на Вадиме. Заминка вышла с Анатолием — брюки были впору, но не повезло с гимнастеркой — длинны рукава. Он совсем было отчаялся, когда Иван Спиридонович заявил:
— Придется мерку снять…
Иван Спиридонович до войны работал с лучшими художниками Дома моделей. В училище он поступил на временную работу, да так здесь и остался. Частенько он грозил уйти и не смог покинуть хлопотное, беспокойное место, видя, сколько радостей ребятам доставляет форма. Так и сейчас: разве мог он обидеть младшего Ростова? Троих он одел, а четвертого оставил без обмундирования? Подгонка рукавов заняла у него полчаса. Антонина Осиповна сходила в кладовую, принесла ботинки и носки. В мастерскую подростки входили, одетые так: Вадим в военной форме, Антон в засаленном пиджаке, галифе и стоптанных рыжих бурках, на голове пыжиковая шапка с длинными ушами, Георгий в обветшалом макинтоше, Анатолий в полушубке и валенках, а вышли в одинаковой форме. На весь двор раздавался скрип их неразношенных ботинок, а на петлицах необмятых шинелей серебром отливали буквы и цифры: «РУ 112».
На следующий день новая токарная группа уже приступила к теоретическим занятиям.
Николай Федорович утром нашел на столе письмо.
На конверте не было почтового штампа, а на заявлении — адреса. Как оно попало к нему в кабинет, неизвестно. Подростка, о котором шла речь в письме,
