А. Рябцев
Голова тигра
Повесть
Глава 1
Весь день на слегка подмороженную землю падал пушистый снег. Франц Вимба то выглядывал в небольшое окно своего дома, то выходил во двор, смотрел на серую пелену неба и хмуро ворчал:
— Вот не вовремя выпал снег: напетляем следов, как зайцы по пороше. Хорошо, если он будет падать до утра, тогда и следы все засыпет. А если перестанет?..
Действительно, к вечеру снег прекратился. В разрывах низких туч замерцали неяркие звезды, а к полуночи небо очистилось, и над лесом показалась полная луна.
— Делать нечего. Придется все равно идти, — сердился Вимба, надевая огромные резиновые сапоги. Когда он надел на себя меховую куртку и шапку, то стал походить на медведя, вставшего на дыбы.
Несмотря на свои шестьдесят лет, Вимба отличался еще завидным здоровьем и исправно нес обязанности лесника. Жить бы ему спокойно на своем лесном хуторе: хозяйство исправное, сил ему не занимать, да и жена его Мирдза на здоровье не жалуется. Жить бы да радоваться. Но ни радости, ни покоя нет...
Вимба достал с полки стеклянный пузырек и засунул его в карман тужурки.
— Кажется, пора... Мирдза! — позвал он жену. — Ты закройся и гаси свет. Кто бы ни постучал, не откликайся.
— Да ладно. Не в первый раз. Кто тут придет в такую пору да еще ночью?
— Все может случиться, — ворчливо возразил Вимба и добавил: — Ты слушай, что я говорю, и делай, как велю.
— Ладно, ладно, — уже вслед уходящему мужу повторила Мирдза и закрыла крепкую дубовую дверь на надежный засов.
До места, где лесник должен был встретить «гостей», было около десяти километров. Местность Вимба знал хорошо и поэтому шел быстро, уверенно обходя небольшие озера, топкие болота и непроходимые заросли кустарника. Минуя открытые поляны и луга, он старался держаться в тени кустов и деревьев. Время от времени оглядывался, смотрел на четкие отпечатки своих огромных сапог на снегу и недовольно ворчал.
Лесник был зол на этот, так некстати выпавший снег, злился и на себя, потому что на старости лет начал заниматься таким делом, за которое, если дознаются, по головке не погладят.
«Эх, Гунар, Гунар, — сокрушался Вимба. — И куда тебя занесла нелегкая судьба твоя? Мало того, что сам оказался где-то за границей, но и отца втянул в это опасное дело».
...В последний раз он видел сына осенью 1944 года, перед тем как части латышской дивизии СС, где служил Гунар, поспешно отступали в Курляндию. Несколько лет о сыне не было никаких вестей, и вот, наконец, в прошлом году пришла весточка. Как-то днем на хутор зашел неизвестный человек и попросил напиться. Очень удивился Вимба этому пришельцу. «С виду городской, а не охотник. Что ему надо в такой глуши?» — подумал он тогда, но ничего не сказав, вынес ковшик кваса. Неизвестный напился и попросил разрешения отдохнуть немного.
— Садитесь. Отдыхайте, — пригласил Вимба, указав на скамейку, стоявшую у крыльца дома.
— А вы, дядя Франц, меня не узнали, — усаживаясь на скамью, вдруг произнес незнакомец.
Удивленный обращением к нему по имени, Вимба стал пристально всматриваться в лицо незнакомца. Он морщил лоб, прищуривал глаза, шевелил губами, напрягал память и наконец неуверенно произнес:
— Неужели это вы, господин Штокман?
— Ну вот. Наконец-то. Да, я Фердинанд Штокман. А не виделись мы с вами, кажется, лет десять. Верно?
Лесник, соглашаясь, кивнул головой.
— А я вас сразу узнал бы, даже встретив на улице в городе. Вы все такой же, почти не изменились.
Да, это был Фердинанд Штокман, в прошлом сын владельца мебельной фабрики в Риге. Вимба хорошо помнил тот год, когда его сын Гунар по окончании городского училища устроился работать на эту фабрику. Он мечтал поработать два-три года, скопить немного денег и продолжить учебу. Очень ему хотелось получить специальность лесовода. Там, на фабрике, Гунар познакомился с сыном хозяина, Фердинандом. Наслышавшись от Гунара о местах, богатых птицей и зверем, Фердинанд уговорил своего отца, и вот как-то весной к их дому подъехала легковая машина, а в ней сам Штокман с сыном и дочерью Эльзой, а с ними и Гунар. Пробыли они на хуторе два дня. Вимба водил старшего Штокмана на глухаря; Гунар с Фердинандом охотились на тетеревов, а Мирдза сходила с Эльзой к ближнему болоту, где они собирали перезимовавшую сладкую клюкву. Уезжали Штокманы очень довольные, благодарили Франца и его жену за гостеприимство и обещали приехать еще.
Верно, в том же году осенью Гунар приезжал с сыном хозяина на утиную охоту.
Больше он со Штокманами не встречался.
В очередной приезд на хутор Гунар рассказал, что несколько студентов политехнического института — немцы по национальности, в том числе и Фердинанд — из Риги уехали в Германию, где и будут заканчивать свое образование. Еще позже Гунар рассказал отцу, что в 1940 году, по восстановлении в Латвии Советской власти, фабрика Штокманов была национализирована, а в конце того же года в Риге появился Фердинанд. Он был в составе группы немецких представителей и занимался вопросами репатриации прибалтийских немцев в Германию. Гунар рассказал, как он провожал семейство Штокманов, отплывавшее пароходом из Рижского порта. Больше о семействе Штокманов Франц ничего не слыхал.
Уже шла война. Немцы оккупировали Латвию. Поддавшись неизвестно какому соблазну, Гунар в 1943 году вступил в сформированную латышскую дивизию «СС». Осенью 1944 года Гунар и с ним несколько человек его сослуживцев неожиданно появились на хуторе. Они были голодные, уставшие. Мирдза накормила их. Они очень торопились, и сын, уже прощаясь, сказал родителям, что они отступают в Курляндию. Улучив момент, Франц предложил сыну остаться на хуторе — бросить воевать, но тот не согласился. И с тех пор Франц ничего не знает о судьбе сына...
— А я ведь к вам сюда не случайно, — начал молодой Штокман. — Я знаю, что вы не имеете сведений о Гунаре, тревожитесь за его судьбу. Даже не знаете, жив ли он.
Услышав имя сына, лесник почувствовал слабость в ногах, сел рядом с гостем.
— Не волнуйтесь, дядя Франц. Гунар жив и здоров. Вот, смотрите, и письмо вам от него, —
