дали, как в «Бриллиантовой руке».
— Ничего бы не дали. Это же наука, — сказала Любка. — Заберут сразу в музей, и все. Археологам зарплату платят за это.
— Ну чего ты такая приземленная, — сказала Алиса. — Представь, мы найдем что — нибудь уникальное, сенсацию сделаем! Да, нам премию не дадут, и зарплату тоже, но мы будем всю жизнь потом вспоминать, как прикоснулись к чему — то великому!
— К великому, говоришь? — раздался сверху голос Кости, который подслушал часть разговора. Здоровяк возвышался над сидящими девчонками. — Можешь прикоснуться к великой ноге Костяна Шилова, покалеченной в исторический момент! — сказал он, и сунул распухшую грязную ногу в лицо девчонкам.
— Ты совсем обнаглел? — вскочив, закричала Любка. — Иди отсюда!
— У меня есть еще кое — что, к чему можно прикоснуться! — Костян загоготал, и поковылял к раскопу.
«Козел», — прошипела Люба ему вслед. Но он, к счастью, не услышал.
***
На раскопе Ирина Алексеевна снимала метки. Боря Бармасов с гордостью переставлял длинную рейку на каждые десять сантиметров, а руководительница, взглянув на нее через нивелир, заносила что — то в план. Кирилл в это время раскладывал алюминиевые колышки и разматывал веревку. Он завидовал Борьке, хотя и понимал, почему Ирина Алексеевна выбрала в помощники именно его, — он ведь был самым умным в их классе. Бармасов (точнее, Брёма — так его все называли) хотел стать физиком — ядерщиком. Но, тем не менее, разбирался в истории и археологии, знал названия многих растений, и умел предсказывать погоду.
— Работать, салаги! Солнце еще высоко! — рявкнул Костян, когда подошел к раскопу и увидел, что Кирилл сидит на траве. Тот вздрогнул и часто заморгал — он страдал нервным тиком, который от испуга усилился.
— Костя, — сказала руководительница. — Неси сюда лопаты. Надо их наточить.
Шилов опешил.
— Кто? Я?.. Ирина Алексеевна, так ведь я же раненый! Я мазь хотел у вас попросить! Ногу смазать!
Брёма хихикнул, но тут же осекся под Костиным взглядом.
Молодая женщина нахмурилась. Она думала, как поступить. В каждом человеке, будь то взрослый или ребенок, ей всегда удавалось увидеть лучшие качества, самые светлые стороны. Сколько раз было — заядлые хулиганы, случайно попав в школьный музей на перемене, записывались в археологический кружок, ходили на каждое занятие, и становились потом верными её помощниками. Ирина Алексеевна обладала поистине чудесным даром. Она никогда не повышала голоса, не повторяла своих просьб много раз. А дети ее слушались. Заброшенные и недолюбленные, равно как заласканные родителями, дети, подростки или студенты, все одинаково отзывались и хотели стать лучше, когда к ним относились с уважением, и разговаривали на равных.
Сейчас же перед Ириной стоял неуправляемый и агрессивный подросток, гроза всей школы. Таким он хочет казаться. Таким его привыкли считать одноклассники, учителя, родители. Но что прячется за этой напускной отвязностью? Каким бы мог стать этот ребенок, если бы отец не бросил их, а мать не лупила бы за двойки шлангом от стиральной машины? Ирина Алексеевна смотрела на Костю, и пыталась разглядеть в нем лучшее. Но видела лишь толстую, непробиваемую броню.
— Отдохните, ребята, — сказала Ирина шестиклассникам. — Пойдем, Костик, я дам тебе мазь.
***
Время, насыщенное впечатлениями, может быть таким густым и сочным, что, кажется, можно есть его ложкой. Как мед, капля которого получена из пыльцы сотни, а то и тысячи, цветов. Таким был первый день экспедиции.
Каждая минута была наполнена новыми ощущениями. Особый вкус еды, приготовленной на огне, деревенский хлеб, вода с привкусом железа. Горячий ветер обжигает загорелые плечи. Мягкая прохлада речной воды нежно обволакивает каждую клеточку тела. Чистая футболка приятно соприкасается с кожей после купания. Пряный аромат степной травы. И запах костра. Он поднимает из глубин какой — то древней памяти странное ощущение — будто ты, наконец, дома.
Каждая минута растягивалась в сознании от избытка эмоций. Любое, самое крошечное, событие — случайный взгляд или улыбка, кто — то сел рядом за обедом, или обратился по имени — приобретало особое значение. Что говорить о происшествиях более ярких, таких как муха в тарелке с супом, воспаленная шишка от укуса паута, мыло, утонувшее в реке или мокрая от дождя палатка.
Но самыми масштабными были события, в которые вовлекался весь лагерь. Как правило, их устраивала Ирина Алексеевна и следила за тем, чтобы никто не остался в стороне. В этот вечер был комический футбол.
Где — то через час после ужина, когда жара спала, а Аня с Ксюшей домыли посуду и сдали дежурство следующей бригаде, руководительница кинула клич переодеваться.
Играли мальчики против девочек. Футбол назывался комическим, потому что команды поменялись одеждой, то есть мальчики перевоплощались в девочек, и наоборот. Старшие ребята взяли у девчонок платья, юбки, платки и панамки, а взамен отдали им свои брюки и рубахи.
Геныч играть отказался.
— Ты чего, Ген? Из тебя в прошлом году такая красавица вышла! — сказала Ирина Алексеевна.
— Надоело всё, — сказал он, глядя в сторону. Его время текло по — другому. Это был не мед. А серая липкая масса. Еще класса с шестого Гена заметил, что дни обесцветились, как будто с них смыли всю краску. Сначала он ждал, когда все вернется на свои места, но этого не происходило. Потом веселье других стало его раздражать. И он решил, что будет избегать таких событий, где все смеются и балдеют, а к нему пристают со своими дурацкими вопросами — почему он такой грустный. Больше всего на свете Генка ненавидел этот вопрос. Ведь ответа он и сам не знал.
А вечер выдался по — настоящему веселым. Парни подошли к задаче творчески. Они не просто надели платья и завязали косынки, а еще и нарастили грудь, напихав под одежду тряпок, сделали устрашающий макияж, и разрисовали себя татуировками: «Не забуду мать родную».
Девчонки утопали в мужских ботинках и брюках, которые приходилось держать руками, чтобы не свалились. Было очевидно, что передвигаться в таком обличье быстро не получится.
И вот, участники матча выстроились на поле, и сначала несколько минут ухахатывались, глядя друг на друга. Когда игра, наконец, началась, женщины в косынках сразу стали лидировать. Они умело передавали мяч, время от времени засовывая на место выпавшую грудь. Члены второй команды, мужчин, неловко наступали на свои штанины, а потеряв бдительность, и вовсе теряли брюки на ходу. Некоторым удавалось изредка попасть по мячу, и тогда вместе с ним, в воздух взлетал башмак, который был великоват размеров на пять.
Два гола мужчинам удалось забить стараниями Аньки — она вешалась на шею противникам, ставила подножки
