мысль, наконец, заставила меня очнуться. Но прежде, чем отодвинуться на более приличное расстояние от Светлицкого, я успела заметить, что не одна я осталась неравнодушной к нашей близости. Бугор в штанах моего партнера по танцу явно намекал на то, что он не прочь поставить еще одну зарубку на своей кровати.
Проблема в том, что я готова была ему это позволить. Надо только собраться в кучу и не начать мечтать о совместной жизни и куче детишек. А они у нас могли быть очень красивыми. С такими-то генами.
Потому что такие мечты имеют свойство не становиться реальностью. И причинять боль. Много, много боли.
— Вы самая красивая женщина в этом зале сегодня, Наталья, — выдохнуло мне на ухо это божество, вновь притягивая к себе вплотную, не давая и шанса отодвинуться и глотнуть свежего воздуха.
Приходилось дышать его одеколоном, от которого у меня слегка кружилась голова. Я даже всерьез начала подозревать, что мне в бокал что-то подмешали. Настолько нетипичной и острой была моя реакция на этого мужчину.
Вот только я точно знала, что ничего подобного не произошло. Я, как коршун, следила за барменом, а потом не выпускала бокал из рук ни на секунду. Из чего выходило, что я просто сошла с ума и превратилась в мартовскую кошку.
— Уверена, что вы говорите это каждой, кого приглашаете на танец, — я-таки нашла в себе силы фыркнуть.
— Не такой уж я и Казанова, как вам кажется, — мягко рассмеялся Андрей.
Даже мысленно не могла его уже называть по имени-отчеству. Странно это, когда ощущаешь бессловесное доказательство его желания, а саму в узел скручивает от мыслей о том, какового это, когда эти длинные пальцы оказываются внутри тебя (уверена, что он с легкостью может доставить ими неземное удовольствие).
— П-ф-ф, — был мой ответ.
Он прижал меня к себе еще крепче, одной рукой невесомо пройдясь по позвонкам и пробудив табун мурашек. Мне пришлось схватиться за его плечи, чтобы удержать равновесие. И когда вторая его рука опустилась на мое бедро (естественно, на то, где был этот дичайше пошлый вырез), сжав его чуть сильнее необходимого, я не смогла сдержать вырвавшийся из груди стон.
Черт возьми! Он же ничего такого не делает. Не ласкает меня, не возбуждает словами. Просто ведет в танце. А у меня такое чувство, словно мы уже занимаемся сексом.
— Не надо издавать подобных звуков, дорогая, если ты не хочешь, чтобы наш вечер закончился раньше времени.
Не успела я подумать, когда это мы успели перейти на «ты», как меня резко развернули спиной, а к моей попке прижались тем самым агрегатом, который до этого момента я чувствовала только животом. И немного потерлись. Бог ты мой…
Та же рука Андрея, что не была занята поглаживанием моего оголенного бедра (я все еще надеюсь, что в зале достаточно темно, и никто этого непотребства не видит), опустилась на мой живот. Большим пальцем мужчина начал выводить какие-то замысловатые узоры прямо под грудью, и все, чего мне в этот момент хотелось — снять опостылевшее платье и насладиться прикосновениями этих рук к моей голой коже.
Чуть нагнув голову, мужчина прошелся еле заметными поцелуями по шее. Подул в ушко. Поцеловал. Сильнее уперся в меня членом.
Я уже плохо соображала. Откинувшись ему на грудь, покачивалась в такт музыке с закрытыми глазами и чуть слышно стонала. Да простят меня те, кто считает такое поведение на танцполе неподобающим.
— Когда закончится песня, иди в сторону туалета, — прошептали мне на ухо, захватив зубами мочку уха.
Да, туалет — это вещь. Там есть раковина и холодная вода. Надо прийти в себя, пока я не наделала глупостей.
Ждать окончания песни не стала, мягко высвободившись из объятий, чуть покачиваясь, словно выжрала в одиночку пару литров вискаря, пошлепала в сторону спасительного уголка единения.
Глава 3
Наталья
Пока шла, думала — я одновременно и рада, и разочарована, что меня так легко отпустили. Мысль, что на одном единственном далеко не невинном танце все не закончится, и что не просто так Андрей сказал про туалет, мне в голову как-то не пришла. Я определенно где-то растеряла все свои мозги этим вечером.
Зайдя в туалет, который оказался один на весь ресторан (к моему счастью, в данный момент он пустовал), хотела было закрыть защелку, как дверь резко распахнулась, и вслед за мной в помещение втиснулся Светлицкий.
Ошалев от его наглости, я молча смотрела, как он запирает туалет на замок, поворачивается ко мне лицом и расстегивает ремень.
— Что за… — начала было я, но договорить мне не дали.
Бросив ремень на полпути, Андрей резко подался вперед и впился мне в губы каким-то отчаянным поцелуем. Что не делало его, конечно, менее прекрасным. Этот мужчина умеет целоваться. И еще как!
Тут прикусил, тут же зализал, там приласкал. Одновременно с этим его руки беспощадно расправлялись с моим бедным платьем. В считанные секунды и верх, и низ были собраны у меня на талии.
С утробным рыком, который по идее должен был изображать удовлетворение, мужчина отметил, что на мне нет белья (с такими облегающими платьями из невесомой ткани неприличные девочки трусики не носят).
— Красавица…
Прошептал, опуская голову и принимаясь целовать грудь. Я уже давно отказалась понимать свои поступки этим вечером, а также оценивать их адекватность, поэтому не стала тушеваться, и когда он (по моему личному мнению, конечно же) слишком долго уделял внимание верхней части груди, схватила его за голову и с силой заставила опуститься чуть ниже.
Прежде, чем обхватить один из ноющих сосков губами, Светлицкий тихо рассмеялся и проговорил:
— А девочка знает, что она хочет.
— Да, девочка хочет тебя. И уже давно. Поэтому кончай болтать и приступай к делу.
Как уже упоминалось, я плохо в тот момент соображала, поэтому не осознавала, что говорю это вслух.
Мужчина сверкнул затянутыми дымкой желания глазами, подхватил за талию и приподнял над полом, вжимая меня в стену, холод которой я даже не чувствовала.
— В следующий раз я попробую на вкус каждый миллиметр этого прекрасного тела, — прорычал он на ухо, коленом раздвигая мои ноги, которыми я тут же обхватила его бедра, — вылижу каждую складочку этой жаркой малышки, — одной рукой держа меня за талию, пальцами другой пробежался по ну очень влажным губкам, удовлетворенно хмыкнул и вновь посмотрел мне в глаза, — но сегодня мне кажется, что я умру, если сейчас же не окажусь в тебе.
Из уст любого другого мужчины
