вычурным названием. Она брезгливо поморщилась, всё же заметив пятно машинного масла.
— Что? — взвизгнула Мегги, подлетев к ней. Она уставилась на сестру своими большими зелёными глазами. — Что с папой?
— Он попал в аварию, — пожала плечами Марта.
— Что? О боже! Как так получилось? С ним всё в порядке? — тараторила девочка.
Несмотря на тревогу и панику, что читались в глазах сестры, Марта не считала нужным скрывать от неё правду. Ведь ей и без того было хорошо знакомо чувство, когда намеренно скрывают что-то важное. Да и Мегги потом сама бы всё выяснила и дулась бы на сестру, которая не рассказала всю правду сразу.
— Я не знаю всех подробностей, — ответила Марта, снимая плащ и вешая его в шкаф для верхней одежды.
— Почему ты не взяла меня с собой? — с обидой в голосе буркнула Мегги. — Ты же знаешь, я боюсь оставаться одна… тем более ночью… Да ещё и папа! Я должна была быть там. Ты отвратительная старшая сестра!
— Уж какая есть, — не стала спорить Марта и щёлкнула выключателем.
Свет в холле мгновенно погас, и от неожиданности Мегги взвизгнула.
— Ты что творишь? — её дыхание сбилось.
В холле не стало темно, потому что из гостиной в него продолжал литься свет, и Марта отчётливо видела, как подрагивали плечи сестры. Ей совсем не хотелось пугать её подробностями на сон грядущий, а то будет ещё всю ночь ворочаться и толком не выспится.
— Пошли в постель. Утром что-нибудь решим.
Она взяла сестру за руку и повела по витиеватым коридорам в сторону хозяйских спален, попутно выключая весь свет, который Мегги успела включить. Она завела сестру в принадлежащую той спальню и уложила её в кровать. Их с Мегги комнаты сильно отличались. Марта всё ещё помнила, с каким воодушевлением её обычно холодный отец делал ремонт, когда пришла пора отселять Мегги из родительской спальни. Комната Мегги, вопреки представлениям о милой розовой девчоночьей спальне, была тёмно-зелёной с большой мягкой кроватью и коврами с длинным ворсом, которые покрывали деревянные полы. Игрушек здесь было достаточно, но все они стояли в идеальном порядке на полках вперемешку с книгами, которые отчего-то прельщали сестру куда больше, чем плюшевые зверята, с которыми подобает играть девочке её возраста.
Марта очень любила свою маленькую взрослую сестрёнку. Пожалуй, Мегги была единственной в семье — включая саму Марту — кто относился к ней, как к обычному человеку, а не бомбе замедленного действия, за которой нужен глаз да глаз. И только рядом с сестрой Марта тоже чувствовала себя обычной.
Она укрыла сестру одеялом и села на край кровати.
— Я посижу с тобой, пока ты не уснёшь, — впервые за день она искренне улыбнулась. Ей не хотелось, чтобы Мегги переживала.
— Только свет не выключай, — настойчиво потребовала девочка.
— Как скажешь, — усмехнулась Марта и взяла с прикроватной тумбы книгу, которую сестрёнка начала читать сегодня вечером. Она открыла её на заложенной странице. — Тебе почитать на ночь?
— Нет. Я спать, — покачала головой девочка и зевнула. — Читай про себя, потом обсудим, о чём там рассказывается.
Марта вновь усмехнулась. Факт был неоспорим: Мегги была милым, но до безобразия избалованным ребёнком. Хотя, возможно, она просто точно знала, чего хочет.
Чтобы скоротать время, пока сестра заснёт, Марта начала читать про себя, не особо вникая в смысл прочитанного. Её мысли были далеко. В «особняке Рудбригов» всегда существовало негласное правило: чердак принадлежал маме, а подвал — отцу. Глупое, конечно, правило, Марта даже не знала, когда оно появилось. Просто когда родители ссорились, отец тихо, лишь недовольно сопя, уходил в подвал и громыхал там. Девушку туда нисколько не тянуло, хотя спускаться в подвал ей никто не запрещал, с чердаком же у Марты отношения были ещё сложнее. Там находилось что-то наподобие маминого кабинета, в который Марта не заглядывала уже много лет.
Собственно, как и в подвал.
Последнее время отец вёл себя странно, пропадал в подвале чуть ли не часами, ещё и еду с собой таскал. Поэтому Марта и решила туда спуститься.
И то, с чем она столкнулась сегодня утром, напугало её. Она на своей шкуре знала, что её отец был не самым добрым человеком — нет, не жестоким, жестоким Алистера Рудбрига назвать было нельзя. Холодным и отстранённым — да, но и то только в определённые моменты.
Вот только Марта никогда не могла даже предположить, что он способен на нечто подобное. С утра у неё не получилось найти ответов — времени было слишком мало, ведь отец был дома, — но теперь ей никто не мешал. Конечно, жестоко было радоваться тому, что отец попал в аварию, но в то же время именно это принесло ей немного свободы действий.
Марта дождалась, пока Мегги заснёт, и погасила в комнате свет, оставив только ночник. После чего вышла в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. Марта знала, куда идёт. В подвал — и только туда. Больше оттягивать было нельзя.
***
Марта достала ключ, что хранился в шкатулке со всякой мелочёвкой на тумбочке у входа, и, нацепив домашнюю куртку с резиновыми ботинками, вышла из дома. Прошла по узкой тропинке, обогнув дом. Хоть подвал и находился под домом, попасть в него можно было только снаружи. Марта отперла увесистый старый замок, что висел на такой же старой двери. Дубовая дверь была невероятно тяжёлой: ребёнок ни за что бы не открыл её, даже не будь на ней замка. Неудивительно, что в детстве Марта никогда не думала о том, чтобы спуститься в подвал. Она просто не смогла бы туда попасть.
В полумраке Марта нащупала выключатель и зажгла свет. Её ладони вспотели и начали подрагивать. Она ощущала, как сердце колотится в груди, но старательно игнорировала сей факт. Страх — не то чувство, которому она могла поддаться в данный момент. Вот только услужливая память так и подкидывала ей картинки из фильмов ужасов. Ей казалось, что в какой-то момент из-за спины появится отец и остановит её, схватив за руку. Но в реальности остановить её было некому, и девушка не знала, радоваться или огорчаться, потому что в душе самую малость хотела, чтобы кто-то пришёл и решил эту проблему за неё.
Марта спустилась по лестнице. Прямо туда — вниз. В окутанный тайной подвал, где на старом деревянном табурете сидел связанный человек.
Марта старалась шагать уверенно и не подавать виду, что мужчина, сидящий на стуле перед ней, её хоть как-то беспокоит. Хорошо хоть, что годы жизни в «особняке Рудбригов» научили её
