— Идемте. Вы поведете Сулеймана. — И он кивнул в сторону черного чудовища, объедавшего травку у обочины дороги. Онория уставилась на него с ужасом.
— Сулейманом звали одного коварного турка.
— Верно.
Она перевела взгляд на хозяина лошади.
— Вы шутите?
— Его нельзя оставлять здесь. Он может испугаться бури, удрать и натворить кучу неприятностей.
Нисколько не убежденная его словами, Онория сняла с ветки куртку и испуганно посмотрела на жеребца.
— Вы уверены, что он не кусается?
Ответа не последовало, и она, открыв рот от изумления, обернулась к своему спасителю.
— Неужели вы действительно хотите…
— Возьмите повод… он вас послушается.
В его голосе было столько нетерпения и раздражения, что Онория послушно, хотя и не слишком охотно, перешла через дорогу. Несколько мгновений она с ужасом смотрела на Сулеймана — тот ответил ей равнодушным взглядом. Не хватало еще унижаться перед лошадью! Онория решительно запихнула куртку под седло, крепко вцепилась в повод и сделала шаг, но тут же остановилась, ибо Сулейман не соизволил шевельнуться.
— Иди, Сулейман.
Услышав команду, лошадь пошла вперед. Онория ускорила шаг, стараясь держаться подальше от зубов чудища. Незнакомец бросил на нее сочувственный взгляд и направился дальше.
Вскоре они оказались в настоящей чащобе. Над их головами сплетались густые ветви деревьев. Подул ветер и, словно расправляя мускулы, прошелся по листьям, обдав путников каплями дождя.
На крутом повороте незнакомец слегка покачнулся под тяжестью неудобной ноши, но быстро выпрямился, и на гладкой коже его спины выступили бугры мышц. На загорелое плечо упала капля, задрожала, посверкивая в полумраке, и медленно скатилась вниз. Онория не сводила с нее глаз и нервно сглотнула, когда капля исчезла за поясом. Она не могла понять причины своего волнения. Она с детства привыкла видеть полуобнаженные тела мужчин, работавших в поле или в кузнице, но раньше от этого зрелища у нее не перехватывало дыхание. Впрочем, до сегодняшнего дня Онория и не видела такого красивого мужского тела.
Незнакомец вдруг оглянулся.
— Каким образом вы оказались одна посреди дороги? — Приостановившись, он переместил свою ношу поудобнее, а затем продолжил путь.
— Не совсем одна, — уточнила Онория. — Я возвращалась на двуколке. Началась гроза, и я решила поехать коротким путем.
— Где же двуколка?
— Я заметила, что у дороги лежит человек, и подошла поближе. При первом же ударе грома лошадь убежала.
— А-а…
Онория прищурилась. Она не могла видеть, как незнакомец возвел глаза к небу, но не сомневалась, что так оно и было.
— Дело не в том, что узел был плох, — оторвалась ветка, к которой я привязала поводья.
Незнакомец оглянулся. Его лицо было бесстрастным, но губы слегка изогнулись.
— Понятно.
Его уклончивый ответ почему-то взбесил ее; она хмуро уставилась ему в спину и двинулась дальше, храня грозное молчание. А незнакомец, несмотря на свою тяжелую ношу, уже был далеко впереди. Ну как тут не отстать? Детские полуботинки не были приспособлены для долгой ходьбы по лесной дороге. Онория то и дело спотыкалась и поскальзывалась, а буря с каждой секундой усиливалась.
И все же ее недовольство быстро рассеялось. С первой минуты знакомства этот человек раздражал Онорию, оскорблял ее чувства. Он был резок, даже груб, но делал все, что положено, ловко и споро. А за это следует быть благодарной.
Перешагнув через клубок обнаженных корней, она пришла к выводу, что больше всего ее бесит эта властная манера разговаривать. С таким самомнением она еще никогда не сталкивалась. Незнакомец, очевидно, полагал, что у него есть неоспоримое право руководить и приказывать. И он явно привык, чтобы ему повиновались. Онории, конечно, трудно было с этим смириться: обычно окружающие слушались ее.
Неожиданно она поймала себя на том, что снова не может оторвать глаз от его спины, на которой играли вздувшиеся мускулы, и обрадовалась вспыхнувшему раздражению: так спокойнее. Да, этот человек невыносим во всех отношениях.
Он оглянулся. Онория не успела согнать с лица мрачную гримасу. Встретившись с ней взглядом, незнакомец удивленно вздернул брови.
— Уже близко, — сказал он.
Онория шумно выдохнула и с наслаждением отдалась обуревавшей ее ярости. Кто он такой, черт его возьми?
Разумеется, джентльмен. Лошадь, одежда, манеры — все говорило в пользу этого. А вообще-то кто его знает. Она доверяла своим ощущениям и не чувствовала ничего, что внушало бы беспокойство. Она была абсолютно уверена в своей безопасности. За шесть лет работы гувернанткой интуиция ее не подводила. Онория не сомневалась: незнакомец представится, как только они найдут какое-нибудь убежище. Хорошо воспитанной леди не подобает самой спрашивать имя. Он обязан первым назвать его.
Деревья постепенно стали редеть. Еще несколько шагов — и они очутились на большой поляне. Прямо перед ними на опушке стоял деревянный домик с аккуратной соломенной крышей. Онория заметила, что от него отходили две тропки — одна направо, другая налево. Незнакомец ускорил шаг.
— Тут сбоку есть что-то вроде конюшни. Привяжите там Сулеймана, — он искоса взглянул на Онорию, — да понадежнее.
Ее яростный взгляд, как мячик, отскочил от его широкой спины. Сгорбившись от ветра, завывавшего все сильнее, она быстро направилась к конюшне. Листья кружились, словно пляшущие дервиши, и прилипали к ее юбке. Сзади трусило черное чудовище.
Конюшня представляла собой крошечную, чуть побольше конуры, пристройку. Онория внимательно осмотрела голые стены.
— Не думаю, что ты привык к такой обстановке, — заметила она, обращаясь к своему подопечному. — Но ничего не поделаешь. — И, обнаружив железное кольцо, прикрепленное к стене, с облегчением воскликнула: — Ага!
Продев повод через кольцо, Онория завязала тугой узел, взяла куртку и уже пошла к двери, но вдруг лошадь вытянула к ней свою огромную черную голову. В больших глазах ее появилось жалобное выражение.
Онория слегка потрепала Сулеймана по носу:
— Стой спокойно.
Подобрав юбки, она вышла на улицу. По небу прокатился сильнейший раскат грома, раздался треск молнии, завыл ветер.
Онория, вскрикнув от ужаса, влетела в домик, захлопнула дверь и несколько секунд стояла, закрыв глаза и прижав к груди мягкую куртку. Дождь яростно барабанил по крыше и дощатым стенам лачуги. От напора ветра дрожали стены и скрипели стропила. У Онории сердце выскакивало из груди, а перед глазами все еще вспыхивал смертоносный ослепительно белый свет.
Восстановив дыхание, она заставила себя открыть глаза. Незнакомец, державший раненого на руках, стоял возле жалкого подобия кровати с тюфяком, набитым соломой. В домике, состоявшем всего из одной комнаты, царил полумрак. Слабый свет едва просачивался сквозь щели в ставнях.
