— Не надо, пап. Я… Я еще с Мишей встречусь. Он меня подвезет.
В ожидании реакции заставляю себя удерживать безмятежную улыбку. Папа же… Его лицо становится таким же напряженным, как случилось за завтраком при обсуждении Мишиного подарка.
— Уже договорились?
— Угу.
— Когда успели?
— Ну, успели, пап, — отвожу взгляд, потому как чувствую себя крайне неловко. — Все, я уже проходную прошла. Сейчас в раздевалку войду. Не будем смущать девчонок, папа Волк.
— Давай, принцесса, — прощается неохотно. Напоследок привычно наказывает: — Если вдруг что, сразу звони.
— Правило номер два. Помню, папочка. Люблю. Па-па.
— Люблю.
Завершив вызов, выдыхаю с облегчением.
«Сорри, папа. Сорри, мама. Принцесса выросла».
Минуя раздевалки, иду прямо в зал, потому что тренироваться я сегодня не собираюсь. Перед тем, как войти, подтягиваю сползающий с груди топ. Надо ж было додуматься именно сегодня выгулять новую вещь. Не самое удачное решение, конечно. Оказывается, без бретелей эта ткань нон-стоп устремляется вниз.
«Блин, как же бесит…»
Но стоит мне шагнуть в зал и очутиться в мире Михаила «Непобедимого» Тихомирова — в атмосфере несокрушимой силы, абсолютного контроля и захватывающей власти — обо всем на свете забываю.
Тихомиров находится на ринге. Вспотевший до лоска и напряженный до предела — под руководством дяди Тимура, которого я замечаю фоном, отрабатывает какую-то связку. Я буквально ощущаю энергию, что в нем сейчас кипит. Дыхание спирает, и по коже озноб бежит, но я улыбаюсь, едва Миша поворачивается в мою сторону.
Очень быстро и, я бы сказала, профессионально, как в процессе поединка, он за секунду оценивает меня. С головы до ног ведет взглядом и с той же внушительной оперативностью фокусируется на глазах. И мне вдруг кажется, что я вся из какого-то хлипкого желе состою, без костей и мышечной ткани. Такое волнение сотрясает, что даже притормаживаю и не сразу решаюсь дальше шагнуть. Опасаюсь, что ноги и правда не выдержат. Мне хуже, чем после шампанского на Мирином восемнадцатилетии.
«Что ж… Если упаду, тогда Миша понесет меня на руках…»
Шагаю.
— Аве, Непобедимый! — звеню на весь зал. Хорошо, что улыбаться и быть громкой — моя натура. Выезжаю на инстинктах. — Я раньше пришла, потому что позже меня бы просто не выпустили. Дома ажиотаж! Пришлось бежать до того, как папа опомнится. Он и опомнился! Уже звонил, представляешь! Ой, прости, я сходу заболталась. Ты работай, окей? Я подожду, сколько нужно, — тараторю просто без продыху. Тихомирову следует знать, что ждать готова я только его. В остальном терпением бог обделил. — Ой, — восклицаю повторно. Ужасно неловко, что только к концу своей трескотни вспоминаю: в зале мы не одни. — Доброе утро, дядя Тимур!
Мой будущий свекор.
«Боже…»
Мало жара моим щекам. Больше жара богине жара! Ведь я ни с того ни с сего думаю о том, что совсем скоро мне придется раздеться перед Мишей догола. Вот теперь я точно готова лишиться сознания.
— Здравствуй, принцесса, — улыбается дядя Тимур.
Мне еще хуже становится.
И Миша молчит. Смотрит так пронзительно, будто мысли мои способен прочитать.
«Не дай Бог!»
— Я присяду там, — неопределенно махнув рукой, торопливым шагом направляюсь в угол с гимнастическими снарядами.
В зале, очевидно, недавно проводили уборку, и маты, на которых мы обычно с Мирой валяемся, сложены стопкой у стены. Слишком высокой стопкой. Я, несмотря на свою отличную спортивную подготовку, не рискую на эту гору сейчас взбираться. Просто потому что тело все еще сковывает дискомфорт, и я как будто себе не доверяю.
Упираюсь в дубовую стопку спиной и задницей, закидываю локти на верхний мат и якобы свободно скрещиваю ноги. Склоняя взгляд, необычайно придирчиво оцениваю длину и гладкость. На мой взгляд — все идеально. С шортами точно не прогадала. Незаметно подтягиваю сбегающий топ и тихо перевожу дыхание.
Готовлюсь ждать, но, метнув взгляд на ринг, к своему удивлению вижу, как Миша сходит с помоста, а дядя Тимур, махнув мне на прощание, покидает зал.
«Черт возьми…»
Я еще не успела расслабиться, а Тихомиров уже идет ко мне. Не получается даже улыбнуться. Он же… Он без промедления сокращает расстояние. Не останавливается, пока не подходит критически близко — наши ноги соприкасаются. Жесткие волоски щекочут ту самую гладкую, идеальную кожу, что я минуту назад рассматривала. Лишь это рождает во мне какую-то незнакомую чувствительность и вызывает странное и одуряющее желание чесаться.
В остальном мы вроде как не контактируем физически. Миша ничего не говорит. Упирается ладонями в мат по обеим сторонам от моих локтей и склоняет голову к моей шее. Я вздрагиваю, резко выдыхаю и инстинктивно откидываюсь назад, тем самым неосознанно предоставляя ему еще лучший доступ.
Замираем на мгновение. Потом он слегка ведет носом по моей коже, я же остаюсь неподвижной, пока за легкими, невесомыми, как бы мимолетными касаниями губ не следует его выразительный вдох. Дергаюсь неосознанно и как будто на частички рассыпаюсь.
«Он меня нюхает, что ли?»
«Пахнешь, как женщина…»
По коже несутся миллионы мурашек, и с губ срывается уже не вздох, а какой-то более глубокий хриплый звук.
«Я стону, что ли?»
Определиться не успеваю. Миша поднимает голову. Пристальному вниманию подвергается мое лицо. Расстояние между нами попросту ничтожное, я к такому не привыкла. Чересчур сильное волнение этот контакт вызывает. Скручивает до дискомфорта. Но и отвернуться я не могу. Возможность есть, Тихомиров ведь не держит и даже не прикасается. Кажется расслабленным. Исследует и попутно будто приручает к себе.
— Мне понравился твой ответ, принцесса Аравина.
С трудом соображаю, что он имеет в виду то, как я вчера отразила его предложение. Воскрешаю в памяти свои слова и взволнованно заверяю:
— Он был самым искренним.
— Вот и проверим.
— Интересно, как? — выдыхаю, не успевая подумать.
Миша, вскидывая брови, морщит лоб, а потом и вовсе улыбается. Улыбается с таким видом, словно знает что-то такое, чего не знаю я.
— Ты, как всегда, Полина. Все тебе интересно. А если интересно, даже не пытаешься скрывать.
Наконец, и я могу улыбнуться.
— На самом деле, пытаюсь. Но не могу.
— И не надо, — изрекает Тихомиров уже серьезно. Отходит, но глазами еще не отпускает. Мне должно стать легче, но я до сих пор нахожусь под воздействием его энергетики. Похоже, так быстро это непривычное напряжение не отпускает. Напротив, тело начинает мелко-мелко потряхивать. — Приму душ, и пойдем. Я сделал бронь в «Олимпии». Там безопасно, можно свободно говорить.
