готовностью утоп в щели и внутри нее что-то щелкнуло. Вавилов потянулся, было, к дверной ручке, но на полпути замер. Вот же она, та самая минута, ради которой он жил, от которой бежал за полярный круг. А вдруг за дверью ловушка? Бомба, газ или древнее проклятье… Он мотнул головой, прогоняя нетвердые мысли. Какое проклятие? Какие еще ловушки? Скорее всего это просто склад. Он видел предметы быта этих атлантов. Видел на голографии и собственными глазами… Это не гробница, не сокровищница. Это место было их домом.
Дверь распахнулась на удивление легко и тихо. В помещение было пусто. Только три ковра, свернутых в высокие рулоны, стояли в дальнем правом углу, облокотившись друг на друга. Вавилов осторожно перешагнул порог и обшарил лучом фонаря невидные с коридора углы. На полу слева валялись обрывки веревки. И все.
— Пусто, — выдохнул Вавилов и усмехнулся, памятуя волнительные мысли у входа. — Просто чулан с хламом.
Он снова навел фонарь на ковры, даже развернулся, чтобы подойти к ним, но так вполоборота и замер. Из глубины угла на него смотрело три овальных зеленых лица. Гладкие, с большими черными глазами и улыбками на безгубых ртах.
Второе
Входная дверь опять не открывалась. Юки вставляла и вытаскивала магнитный ключ, хмурилась, но все без толку. Наконец, она оперлась о коварную дверь спиной и несколько раз стукнула ее затылком. Поднявшаяся, было, в груди злость толкнула ее вниз за консьержем, но тут же сникла. Что толку? Он опять скажет, что с ключом полный порядок, а это просто госпожа Юки Маркина плохие батарейки в него вставляет. После очередного такого выговора, Юки нарочно купила в «СаториБин-био» самую дорогую фирменную батарею. И что же? Батарея в ее ключе должна работать полвека, а протянула всего неделю. Явно, что проблема в ключе. И в порядочности хозяина.
Однако ж попасть в комнату всё ведь надо. Но теперь уж не для того, чтобы привычно завернуться во Вторую жизнь, а чтобы поесть, скинуть сумку и вернуться в Центр, где ей за ее кровные отремонтируют ключ. Да. А еще выдадут дефектный акт с ведомостью, от которых консьерж уж точно не отвертится.
Размышляя так, Юки перебирала на макушке пряди черных вьющихся волос, отыскивая выемку биобатареи. Ей не очень хотелось обесточивать мозгошин, но не бежать же в магазин, только ради того, чтобы попасть в дом. Тем более всего на одну минутку. Наконец, она нащупала складку и подцепила ногтем твердую горошину, застрявшую в ней. Коротко щелкнуло и в коридоре стало темнее, глуше и… Душней. Мир как будто накрылся грязным ватным одеялом. Юки передернула плечами, выбила испорченную батарею из ключа, вкатила в него вынутую из головы и поспешила открыть дверь.
Запершись, Юки вернула ярко зеленую горошинку на место и облегченно вздохнула. Сейчас же она хлопнула в ладоши, оживляя интерьер и, присев на маленькую тумбочку, сбросила сумку и разулась.
Комнату свою, в простонародье зовущуюся «коробчонкой», Юки получила от работодателя, потому на стеснения не жаловалась. Да и много ли нужно технарю, целыми днями ворочающему железки в вычислительном центре Шикотана? Главное что б было место, где прилечь. Широкая, некстати двуспальная кровать имелась и занимала добрую половину всей комнаты. Были в комнате и холодильник, и шкаф, и даже провод в прачечную. Стола не было, но Юки в нем и не нуждалась. Ужинала она, как и многие, из тюбиков, а если вдруг приходилось пробовать что-то традиционное, то в верхнем ящике тумбочки пылились миски с палочками.
— Бунгало, закат, — проговорила Юки, упала на кровать, потянулась и зевнула.
Матовые стены и потолок пропали, пластиковая кровать под ней одеревенела, донесся шум прибоя, а сквозь марлевые занавеси широкого окна заблестели лучи уходящего солнца. Крик чаек, их стремительные тени на золотом песке… Юки смотрела в окно, приподнявшись на локтях. Сердце остро кольнуло. Ей невыносимо захотелось выбраться через это окно на свободу. Пройтись по теплому песку, подразнить шипящую волну, искупаться. Заворожено глядя в окно, она высвободила левую руку и потянулся к макушке, чтобы включить мозгошин по-настоящему, но осеклась, вспомнив про дело.
— Да. Ключ. Ключик.
Она достала из кармана серую трубочку, в очередной раз осмотрела ее, ощупала. Ключ от квартиры был по металлически холодным. Юки нахмурилась, зарылась поглубже в карман и выудила оттуда старую батарейку. В глубине стеклянной горошины чуть теплился зеленый огонек, а это означало, что заряд в батарее еще был. Пусть мизерный но… Она вставила батарею в ключ, обождала немного и снова ощупала его. Трубочка потеплела.
— Точно где-то утечка.
На ужин Юки уминала голубцы. Сидела на кровати, смотрела Формулу 1 в записи и посасывала из тюбика гомогенизированную пасту. Трудности начались, едва в ход пошел тюбик с хлебом, который лежал открытым уже вторые сутки и порядочно зачерствел. Тут уж пришлось оставить шиканы Мельбурна и взяться за еду обеими руками. Вконец умаявшись, Юки отгрызла пластиковую горловину и стала откусывать массу, как заправский мякиш. Запив все это дело стаканом пакетированного чая, она поднялась с кровати, стряхнула с рабочего комбеза хлебные крошки, обулась и пошла в Центр.
Вечерний Шикотан нагонял тоску. Вроде бы светлый, вроде бы яркий, но вечно холодный и пустой город.
Искусственный и за несколько десятков лет так по-настоящему не обжитый, он задумывался как понтон Российско-Японский отношений. Когда город возвели, тот, сыграв свою символическую, но дорогую роль, тихо уступил место общему освоению Курильской гряды. Вскоре символизм, незаметно для обеих сторон и еще незаметнее для жителей Шикотана, трансформировался в чрезвычайно важное практическое свойство. Да, стать второй Иокогамой или вторым Владивостоком, как планировалось еще в тридцатых годах, городу не посчастливилось, но его с нуля возведенная инфраструктура позволила стать одним из вычислительных центров мира.
Отчасти именно это практическое свойство обезлюживало город вечерами. Как бы не казалось прозаичным, но львиная доля вычислителей, программистов и техников, составляющих основу населения Шикотана, прохладно относилась к культурному отдыху и всякого рода увеселениям. Окончив смену, каждый спешил в свою «коробчонку», чтобы продолжить работу ради интереса или же испытать плоды трудов своих. Вторая жизнь стала частью мира, так отчего же в одном из ее сердец должно быть иначе?
На Шикотан ездили вахтой. Кто на год, кто на два. А кто-то, как Юки, на десять лет. Центру были выгодны такие сотрудники. Ни семьи, ни детей… Никаких сторонних обязанностей. Долголетики, отшикотаня свой срок, частенько продлевали его. Вот и Юки уже сомневалась в Большой земле. Чего ее ждало там? Новая жизнь? Работа?
