мешке. Отсветы костра бросали на стенки палатки причудливые тени, и порой ему казалось, что вокруг огня танцуют черти.
В сущности, так оно и было.
Женя почти задремал, как вдруг привычный гомон, ставший уже далёким, прорезали тихие звуки перебираемых струн гитары:
― В жилищных конторах лесной полумрак, ― тихий вкрадчивый голос поднял слова на пенный гребень волны мелодии. ― На крышах домов фонари с египетской тьмой…
Женя, затаив дыхание, лежал и слушал песню. Музыкальные трели срывались с гитарных струн, порождённые умелыми пальцами, а строчки стройными рядами отправлялись во тьму. На его памяти так не пел ещё никто. Завораживающе, тянуще, заглядывая, казалось, в самые глубины души. Женя даже перевернулся на спину, чтобы лучше слышать.
― Что, блядь?! ― подорванный внезапным осознанием происходящего, Женя резко сел. В только-только переставшей болеть голове вновь зазвучали барабаны. ― Не может быть!.. ― Он встал, сунул ноги в стоптанные шлёпанцы и вышел из палатки.
Костёр студенты развели в небольшой низине рядом с раскопом, а сами сидели по краям, насыпанными из перемешанной породы с песком. В центре, окружённая однокурсниками, сидела с гитарой в руках и «Примой» в зубах Рита Громова.
― Все уже здесь: Сирин, Алконост, Гамаюн, ― протяжно и негромко пела Громова. Её загорелое лицо, местами облезшее и покрытое веснушками, выглядело одухотворённо, как бывает только во хмелю. Карие глаза были прикрыты, и прямые густые ресницы бросали на пухлые девичьи щёки полукруги тени. ― Как мы условились, я буду ждать…*
― Гамаюн летит! ― вдруг прокричал заметивший Женю Орлов, делая попытки спрятать спирт в песок.
― Напрасное геройство, ― криво усмехнулся Женя и подошёл ближе, по-прежнему оставаясь на границе света и тени.
― Пусть летит! ― неловко взмахнув рукой, с досадой ответила Громова. ― Может, подобреет от пары стаканов чистого спирта.
― Кажется, птица Сирин сейчас получит по клюву, ― спокойно произнёс Женя, хотя внутри у него всё клокотало от едва сдерживаемой ярости. Девчонка явно нарывалась. Непонятно почему в голову пришла эта дурацкая ассоциация с птицей Сирин. ― И я не ты, Громова, чтобы успокаиваться от чистого спирта. ― Он шагнул к костру, оглядывая вмиг притихших студентов, среди которых лишь немногие рискнули что-то тихо заворчать.
― Я ― Маргарита, мне можно, ― голос Громовой даже не прыгал, хотя Женя не сомневался, что выпила она немало. «Наверняка завтра у девчонки будет болеть голова», ― злорадно подумал он. ― Евгений Николаевич, можно мы продолжим? Вы мне песню оборвали. ― Она улыбнулась обворожительной улыбкой, но Женя почти видел, как с её ровных белых клыков капает яд.
Громова доводила его до исступления одним своим присутствием и тоже терпеть его не могла. Искры хватило, и Женя вспыхнул:
― Заткнулись все и пошли спать! ― Женя опасался, что однажды Громова придушит его подушкой. Или он её. ― Завтра ещё работать и работать! Слон сам себя не выкопает. Вы только что просрали свой выходной! ― На выражения он никогда не скупился: студенты ― не люди. В них только следы человеческие. ― Марш по палаткам!
Понурив головы и бросая на него убийственные взгляды, студенты начали расходиться. Кто-то поумней, кажется, Орлов, затушил костёр, остальные же предпочли уползти во тьму, заботливо забрав с собой остатки пиршества. Когда Громова проходила мимо Жени, то хмуро посмотрела на него снизу вверх. В неверном свете потухающего костра она вдруг показалась ему Афродитой ― древнегреческой богиней любви и красоты, хотя больше в ней было от Сирин ― птицы, поющей о вечном блаженстве. И приносящей своим пением всяческие несчастья.
«Это сказки для дураков, ― мрачно подумал Женя, глядя вслед удаляющейся Громовой, которая совершенно бесцеремонно вихляла бёдрами и тащила по сухой земле гитару с красной лентой на грифе. ― Но поёт она действительно неплохо».
Словно почувствовав на себе его взгляд, Громова обернулась. Её большие карие глаза на мгновение отразили последние искорки пламени, а потом она отвернулась и скрылась за насыпью.
«Невыносимая девчонка, ― подумал Женя, залезая обратно в спальник и пытаясь уснуть в наступившей тишине. ― Когда-нибудь она точно получит».
Глава 4. Партнёры
Середина 90-х
Случай отыграться за нарушенный сон и бездарность вскоре представился.
Запас закупленных в начале полевого сезона продуктов стремительно подходил к концу. Женя винил во всём студентов, которые всё же, не без помощи вездесущей Громовой, уговорили его соединить провизию. Женя подозревал, что прожорливые студенты ещё и тайком таскают у экспедиции продовольствие, не ограничиваясь привезёнными с собой припасами.
«Придётся ехать в деревню, ― мрачно подумал Женя, выходя из палатки с продуктами. ― Одному Богу, правда, известно, что натворят без меня эти придурки». На личный состав своей экспедиции он, конечно, рассчитывал, но всё же не до конца.
Генрих после удачной развязки сдружился с Громовой на почве любви к спирту и теперь еженощно оглашал лагерь отвратительным исполнением народных песен. Дима упорно работал, а Сергей Сергеевич смеялся, периодически присоединялся к Генриху и не замечал того, как сатанеет Женя от наглости Громовой.
― Товарищи студенты, ― начал Женя, когда студенты собрались под навесом всей дружной компанией и гудели, как улей пчёл. ― Со всем прискорбием я хочу сообщить вам, что запасы продовольствия у нас подходят к концу. А это значит, что если я и ещё один доброволец не съездит в деревню за продуктами, то нам вскоре придётся есть друг друга.
― А с кого начнём? ― задорный голос Громовой вызывал весь спектр эмоций: от желания заткнуть ей рот до странных, непривычных в отношении студентов мыслей.
― С тех, кто по ночам таскал картошку и тушёнку из общей кучи и страдает алкоголизмом! ― отрезал Женя.
― Не было такого, Евгений Николаевич, ― сложив руки на груди, возразила Громова. ― Мы не крысы. Да и обвинять кого-то вот так с ходу не лучший вариант, вообще-то. Потому что если обвинения окажутся беспочвенными, то будет…
― Молчи, Громова, ― одёрнул неугомонную девчонку Женя. ― Много разговариваешь. Хотя, в деревне это пригодится: уболтаешь продавщицу Катьку продать то, чего якобы нет. ― Он криво усмехнулся, увидев, как Громова сделала большие глаза и захлопнула наконец-то рот. ― Да-да, Маргарита… как тебя по отчеству?
― Алексеевна, ― быстро ответила Громова. Удивление порядком сшибло с неё спесь.
― Так вот, Маргарита Алексеевна, ― довольный победой над костью в горле, продолжил Женя. ― Ты поедешь со мной в деревню за продуктами.
