запела:
– Йаааааааээээнэ майлаааааааэне здоб лайнэ, скоп майнэ,
Вэээээймайлааааанэ адарак ва эйлаааааааайнэ.
Пино лайлалай и ва лайнэ, скоп майнэ,
От москав, ворт москав даринэ ат скав вэйрэйнэ
Йаааааааээээнэ майлаааааааэне здоб лайнэ, скоп майнэ…
Моментами протяжный, моментами рвущийся гортанный голос дикарки артикулировал, переливаясь на слогах, каким-то чудным образом. И оттого пение насыщалось тягучей, тёмной печалью, которая, казалось, поднималась из самых глубин женской неизведанной души.
Ни единого слова из этой песни не было понятно ни Мике, ни Инке, ни Артуру. Но они явно прониклись её настроением, прочувствовали, как в сочетании с нехитрой музыкой, в сбивающемся ритме и в удивительной магии этой ночи рождается ощущение тоски, отчуждённости и одиночества человека перед расстилающейся вокруг пустотой большого мира…
Артур, отвернув голову в сторону, кажется, плакал, а Мика хмуро и всё чаще, чаще прикладывался к бутылке.
* * *
Утром, с рассветом, уже все были на ногах. Пока дикая варила маисовую кашу над очагом, Мика с Инкой занимались густой массой сваренного за ночь клея. Перелив его в мятое, битое жестяное ведро, пробовали чуть ли не на зубок, оценивая силу клейкости. Наконец, Мика, удовлетворившись качеством получившейся жижи, весело присвистнул и заявил во всеуслышание:
– Значит, я решил – Добрыня сегодня жрать будет тут, с нами, на полянке. Это его последний завтрак, а значит…
Он не договорил, что это такое, «значит…», но было и не нужно, и так понятно всё. Только Инка заворчал глухо, в сторонку:
– Завтракать с нами, как же. Или нами, если почует недоброе…
Пока Мика с Артуром уходили за людоедом, молодка быстро разложила черпаком кашу по тарелкам, покрошив сверху мелкие кусочки фруктов. Для Добрыни она навалила в отдельную миску каши побольше, нашинковала туда припасённого с вечера мяса.
Добрыня, кажется, и правда почуял неладное. Нападать он ни на кого не стал, только глухо и как-то жалостливо заворчал, когда Мика ткнул его мордой в кашу.
– Ешь, чего ты, Добре? Смотри какая вкуснятина, побольше тебе положили сегодня, ешь давай.
Сами все завтракали в хмуром молчании, как будто преисполненные чувства важности от надвигающегося непредвиденного. Мика всё поглядывал в сторону Добрыни, который хоть и вылизал миску начисто, но лежал на полянке поодаль, настороженно приподняв лохматые уши.
Наконец, выпив две кружки крепкого чифира, Мика подытожил:
– Значит так. Пора собираться. С собой берём всё самое необходимое. Припасы, лишнюю одежду оставляем в лагере. Дробовики – тоже, но использовать без моей команды строго запрещается, что бы ни случилось. Теперь главное, – «Большая Берта» и людоед…
Инка с Артуром вывезли из шалаша на тачанке лазер. Едва глянув на него, Добрыня вскочил и недобро, глухо заворчал, да так, что Мике пришлось подсесть к нему на корточки, обнять и ласково успокаивать.
– Эх, быть беде…, – простонал Артур.
– А ты не ной, и беды не случится, – осадил его Инка, но сам как-то неловко, мрачно сплюнул в сторону.
Дикая, тоже ощущая что-то неладное, глупо возилась с посудой, бренчала котелком, ворочала палками и сухостоем в тлеющих углях.
– Слышь ты, дура безмозглая, тащи клей. Артур, давай сюда верёвки, времени мало, – прикрикнул Мика.
Все засуетились, забегали. Инка начал смазывать тугие сплетения канатных верёвок клеевым варевом, Артур же подогнал лазер на тачанке поближе к Добрыне.
Добрыня внезапно успокоился. Хоть и чуял он, что надвигается нехорошее, но, видимо, как-то по-своему, по-звериному смирился с этим, всецело положившись на волю хозяина.
Мика, примерившись, аккуратно подхватил лазер и примостил его на хребет псины, скомандовав Артуру перевязывать верёвками массивное орудие, пропуская их через пузо людоеда.
Артур, хоть и отчаянно трусил, но всё же принялся за дело. Быстрыми, отточенными движениями вязал мажущую загустевшим клеем канатку вокруг тела Добрыни, а тот лишь глухо порыкивал, склоняясь головой к земле.
Когда «Берта» была уже довольно плотно привязана, Мика отпустил лазер, – сидело оружие крепко, внушительно. Порывшись в рюкзаке, он достал широкий шмат нано-ленты, закрепил её краешек поверх верёвок и, быстро разматывая, стал перевязывать в несколько слоёв, укрепляя «Большую Берту» на собачьем хребте ещё больше.
Минут через пять дело было сделано. Оттерев пот со лба, Мика с удовлетворением отметил, что лазер держится на Добрыне крепко.
Отойдя на пару шагов, он скомандовал:
– Ну-ка, Добре, давай, ко мне, – поманил людоеда, и тот с лёгкостью (хоть и чуть заваливаясь на сторону) сделал пару шагов к хозяину. – Молодец, пёс, отлично, хорошая, умная собака…
Инка с Артуром переглянулись. Мика, будто почувствовав этот перегляд у себя за спиной, повернулся к ним:
– Чего ещё такое?
– Теперь как бы гашетку надо, – ткнул пальцем в сторону Добрыни Инка.
Мика нахмурился, повернулся к псу, голову которого он одной рукой поглаживал.
– М-да, гашетку надо бы… Сам знаю, что надо.
Перехватив нано-ленту, Мика опустился на корточки перед боковиной крепкой упакованной «Берты». Красноватый шип металлической гашетки, которая при нажатии давала импульс внутренним механизмам, запуская процесс выстрела, выпирался из паза, манил к себе…
Мика, зажав гашетку большим пальцем одной руки, тут же налепил нано-ленту на ободок возле паза, после чего, убрав палец, мгновенно стянул её на поверхности вдавленной гашетки. Прокрутив таким образом ленту в несколько слоёв, он замер, приобняв то ли «Большую Берту», то ли людоеда…
Убедившись, что манёвр удался, Мика, широко улыбаясь, обернулся к Артуру с Инкой:
– Ну что, лошьё, выкусили? Я ж говорил, – мой план верный…
Артур с Инкой снова переглянулись, пожали плечами.
– Только не факт, что заряды в лазере вообще рабочие…
Мика резво поднялся с корточек, почесался:
– Ну давайте, понойте и сейчас ещё… В общем так, пятиминутная готовность, через десять минут выступаем. Все должны быть готовы, включая эту дуру с черпаком.
* * *
На вершину холма они поднялись к полудню. Развернувшись лагерем у большого камня, все смотрели в сторону границы, которая отделяла их мир от чего-то внешнего, такого, что было им незнакомо. И Мика, и Артур, и Инка точно знали, – там за границей есть что-то ещё, какое-то место, непонятное, неведомое, территория, откуда всегда появлялись Охотники.
Они выходили из объёмной, широкой двери портала, – спокойные, уверенные в себе, вооружённые до зубов люди, точно знавшие за чем (точнее, за кем) они идут.
Их оружие значительно превосходило то, что было в арсенале слэверсов. Это и мини-лазеры, и грави-помпы, и огнемёты, ещё какие-то малопонятные орудийные приспособления, которые до поры до времени прятались в поблескивающих сталью ящиках, катившихся за Охотниками на тачанках. Случалось, что среди прочего оружия ехала и большая тачанка с какой-то особенной, видимо, усовершенствованной версией «Большой Берты».
Всё это оружейное хозяйство Охотники прятали
