— Ну, это понятно. — Парень вздохнул, готовясь к разговору.
— Русский? — неожиданно в лоб спросил Мазур, перейдя на родной язык.
— Русский… — машинально ответил тот, а затем уставился на офицера:
— А вы… тоже?
— Да, и я тоже, — продолжил русскую речь Мазур. — Твой соотечественник, из Питера.
— Не может быть! — изумленно протянул парень.
На его круглом, белобрысом, веснушчатом лице была такая гримаса удивления, что это очень позабавило Мазура.
— Я бывший офицер морпеха, глубинная разведка. Известно тебе такое?
— Слыхал, и сталкиваться приходилось. Элитные части, — все еще не веря своим ушам, произнес Семенов.
Он разглядывал во все глаза своего начальника, словно какое-то невиданное чудо.
— Бумаги твои я всегда успею посмотреть, но мне важнее живое общение. Давай-ка подробно: что, кто да откуда. Мне же нужно знать, чем ты дышишь.
— В смысле? — непонимающе глянул на него парень.
— Почему ты завербовался в легион? — усмехнулся Мазур.
Да, по всему было видно, что здоровьем и силой бог бойца не обидел, но наивен он был до ужаса. Дальнейший рассказ окончательно убедил в этом Мазура.
— А чего мне дома торчать? Я сам детдомовец, жил в Тамбове. Пошел в армию, служил в десантуре. Дембельнулся, осмотрелся. Пока был в армии, думал — выйду на гражданку, все будет классно. А на самом деле… Жизнь — дерьмо, правительство — фуфло, подруга врет, что от меня забеременела, — с подкупающе простодушными интонациями и с каким-то забавным говорком начал рассказ Семенов. — Жить негде, родителей нет. Че мне — каждое второе августа лезть в фонтан и громить прилавки кавказцев? Надоело…
— Ну и что же, неужели ничего найти для себя не смог? — поинтересовался собеседник. — Вокруг тупик и некуда податься?
Он с едва заметной хитрецой в глазах поглядел на Семенова.
— Ну а куда же подашься-то? В бандиты идти не хочу, в менты — противно. Жить надо, а денег заработать негде. Вот и купил автобусный тур до Парижа, соскочил — и в пункт вербовки. Слава богу, здесь оказался, не зря десантником был. Так здесь же смысл есть в службе, — парень расплылся в широкой улыбке. — Через пять лет выйду на гражданку, с французским паспортом, шестьдесят кусков евро в кармане, за это время замочу кучу всяких отморозков. Поселюсь в Париже, буду кататься на «Пежо» последней модели, без пробега по СНГ, трахать французскую телку, курить «Житан» и плеваться с Эйфелевой башни. — Парень излагал свои планы очень незатейливо, а откровенен был потому, что перед ним сидел соотечественник.
«Да, — подумал Мазур, — на собеседованиях при зачислении в легион парень явно говорил совсем другое».
Слушая этого недалекого, но какого-то подкупающего своей наивностью и простотой русского парня, Мишель даже проникся к нему симпатией. Вот он, весь был перед ним, как на ладони. Он слушал и понимал, что-то плохое, что есть в нем, — всего лишь от небольшого ума, широты души и несобранности.
«Ничего, — решил Мазур, — русские своих в беде не бросают. Перевоспитаем».
Слушая разглагольствования Семенова, собеседник иронически поглядывал на пышущую здоровьем физиономию нового героя.
— Дурак ты! А еще десантура… — поморщился Мазур. — За пять лет тебя сто раз могут убить. — Он проницательно в упор взглянул на Семенова, невозмутимо проронив: — А теперь говори честно: почему решил из России удрать?
Семенов махнул рукой.
— В карты проигрался! — наконец полностью открылся он. — Как понесло меня тогда — аж страшно вспомнить. Проиграл все, что было, да еще и расписку оставил…
— Что ж ты так?
— Да с кем не бывает, — сокрушенно почесал затылок любитель карточных развлечений. — В общем, ничего другого мне не оставалось, сам понимаешь…
— Все ясно, — заключил собеседник. — А французский язык где выучил?
Семенов никак не походил на любителя лингвистики, и действительно, знание им французского вызывало удивление.
— Да нас в детдоме по гуманитарной линии во Францию каждое лето на оздоровление посылали во французские семьи, вот и наблатыкался, — оживился новичок.
— Все ясно, — заключил Мазур, решив взять парня на заметку. — Значит, будем служить. Но смотри не думай, что, если я русский, так тебе буду поблажки давать, — расставлял раз и навсегда акценты адъютант. — У нас тут нет русских, немцев, поляков, китайцев, алжирцев… В легионе — все братья, как в десантуре! Понял?
— Так точно, — посерьезнел Семенов. — Что же я — не понимаю? Сам прошел…
— Вот и отлично, — кивнул командир.
В дверь, постучав, вошел солдат, доложивший, что Мазура вызывает начальство. Судя по интонациям, дело было очень срочным и не менее ответственным.
— Осваивайся пока, — сказал Мазур Семенову, вставая из-за стола. — Смотри, слушай, мотай на ус.
Глава 4
На следующий день эпопея албанских детей, пострадавших в горах, продолжалась. Их привезли в Призрен и разделили в соответствии с ситуацией. Часть попала в больницы, часть отправилась по домам, ну а тех, у кого в Призрене не было родственников, предложили взять в семьи жителям округи.
Традиции помощи своим на Балканах очень развиты. Здесь встречаются и пережитки кровной мести, когда за преступление может быть вырезана вся семья, а то и целый род. Обычай такой же мрачный, как и старый, и засел он слишком глубоко, чтобы исчезнуть в одночасье под натиском новых времен. Но с другой стороны, вековые традиции взаимопомощи часто оказываются спасительными для людей несчастных, обездоленных. Скажем, если ребенок остался без крова, он всегда найдет себе новый дом.
Балканы — уникальный регион. Здесь, как нигде в Европе, смешалось добро и зло. Трогательная забота о родных, о стариках, детях, почитание предков и рядом — ненависть к соседнему народу, который часто становится злейшим врагом. И тогда берется в руки оружие, гремят выстрелы, падают бомбы, и костлявая смерть ловко косит людей направо и налево.
К детскому учреждению, где временно содержались дети из сгоревшего автобуса, одна за другой подъезжали машины. Те, кто не мог по каким-то причинам взять ребенка, старались прийти и принести пострадавшему одежду, книгу или что-нибудь вкусное.
Прекрасно одетая женщина, с чертами настоящей леди, приехала к приюту на шикарном авто. Она выбрала мальчугана с заклеенной пластырем щекой, вызвавшего у нее жалость и сострадание. Оказалось, что женщина была владелицей виллы в окрестностях Призрена. Вид несчастных детей пробудил у нее такие чувства, что она взяла еще одного ребенка — смуглую симпатичную девчушку.
Следующей была девочка лет семи-восьми. Между ней и ее соседкой происходил выбор очередной семьи, состоящей из жены властного вида и мужа, типичного подкаблучника. Они долго думали, в конце концов остановившись именно на этой девочке.
