- Вы помните, что произошло? – врач смотрит на меня пристально, и я, наконец могу его рассмотреть. Зрение перестает плыть. Высокий, немолодой дядька, похожий на профессора из «Назад в будущее». И у меня появляется ощущение дежавю. Я его видел уже. Но где? Не могу вспомнить.
- Я подскользнулся на обледеневшем асфальте-отвечаю уверенно, но вдруг начинаю понимать, что все не сходится в этой странной реальности. Когда Лерка пропала, была весна. Мокрая, хлюпающая под ногами противной кашей, и запах сырости несся в окно, которое с упорством маньяка открывала жена. Она говорила, что пахнет свежестью и жизнью, а мне казалось, что она просто издевается надо мной. Делает все на зло. А вчера я вышел из дома в позднюю осень, укрытую ковром из умерших листьев. – Сколько я уже тут?
- Три дня. Вы были в коме.
- Год сейчас какой? – спрашиваю, чувствуя себя персонажем театра абсурда.
- Две тысячи двадцатый, - вместо врача отвечает мама.- Женечка ты поспи. Я рядом буду. И папа...
ЕЕ нет. И я вдруг начинаю понимать, как остро мне не хватает этой привычной женщины. Ее теплых рук, ее испуганного голоса. Лерки нет, словно и не было никогда. И я молчу о ней все оставшиеся дни, пока меня не выписывают из больницы. Молчу из страха, что меня упекут в дурдом, потому что о моей жене никто в этом мире не помнит. Ни друзья, которых у меня оказывается, осталось не так уж много. Ни родители, квохчущие вокруг как наседки. Никто. Я не смогу искать мою Леру, если окажусь в психушке. Это пугает до одури.
И этот перевернутый мир оказывается страшно бесцветным.
День двадцатый
На улице зима. Стою на крыльце больницы, в ожидании такси, которое вызвала мама. Отец напряженно смотрит за каждым моим движением, словно боясь пропустить хоть одно из них, нервно курит в кулак.
- Купите цветочки,- голос раздается совсем рядом. Старческий, дребезжащий. Поворачиваю голову к его источнику. Маленькая старушка с корзинкой в руках появляется из легких снежных завихрений, словно сказочная «Госпожа метелица», отец не обращает на нее никакого внимания, словно не видит. Да что же это такое? Осматриваюсь вокруг и вижу, как сквозь снежный иней на ветках растущих вблизи деревьев пробиваются тонкие зеленые листочки. Морок. Дрожащая, яркая зелень, на фоне белого безумия.
- Вашей девушке понравятся.
- У меня нет девушки, хриплю я, глядя на маленький букетик в руке торговки. Маргаритки. Их не бывает зимой, ни разу не видел. Леркины любимые цветы в старческой сморщенной руке. Тонкие стебли перевиты ленточкой цвета неба.
- Жене купите. Она у вас красавица, наверное.
-Сын, такси пришло. Поехали,- громкий голос отца звучит как выстрел.- Задубел поди. Вон дрожишь весь. Пойдем.
Он подхватывает баулы, накопившиеся за время моего прибывания в больнице и устремляется вниз по лестнице. И я бреду за ним, подчиняясь приказу.
- Вы обронили,- кричит мне вслед торговка, заставив обернуться. Розовая тетрадка, разрисованная райскими птицами. Я узнаю руку Леры в этих рисунках, хватаюсь за книжицу, как за последнюю соломинку, удерживающую меня в этом мире. Готов поклясться, что у меня не было ничего в карманах. Уж тетрадь бы я точно заметил.
- Жень, ну давай уже. Холодно, - подталкивает меня мама к приоткрытой дверце такси.- Тебе простывать нельзя сейчас.
Тепло. Мать треплется о чем – то с водителем, как и всегда. Сокрушается тем, что работы у дядьки наверное мало сейчас, и как трудно стало жить, и в мире неспокойно. Отец дремлет, уронив голову на грудь. Он может спать всегда и везде. Ему не мешает шум и неудобство.
Я дрожащими пальцами откидываю пеструю обложку и кажется падаю в пропасть.
Лера (выдержки из дневника)
13 май 2013 год
Я наконец — то свободна. И это осознание обрушивается на меня, словно ушат ледяной воды. Наверное впервые за все прожитые мною двадцать лет, я чувствую себя счастливой. Я не знаю, что будет завтра. Да мне это и не интересно. Слушаю хвалебные речи, которые произносят незнакомые мне люди, в честь отца. Моего отца – чудесного семьянина, рубахи парня, прекрасного руководителя и прочее бла – бла – бла. Они не знали его. Даже не могли предположить, что за монстр живет с ними рядом, прячась под личиной человека, готового всегда прийти на помощь к любому.... Кроме своих запуганных родных. Они не видели маленькой комнатки в подвале, не боялись ее так, как пленницы огромного дома, построенного отцом. Этими несчастными были мы - я и моя мать. Смотрю на тело, лежащее в гробу, и не могу выдавить даже слезинки. Глупая улыбка блуждает на губах, как последний привет ужасу, пережитому мной и мамой. Защитная реакция, на годы боли и унижений. Мама не выдержала. Сбежала от меня два года назад в страну вечного покоя. Предательница. Оставила меня совсем одну. А у меня не хватило сил. Я слишком люблю эту чертову жизнь.
Я свободна. И плевать мне на осуждающие взгляды чужих, незнакомых мне людей. Больше не будет боли, страха и отчаяния.
Через час я сяду в электричку и убегу из этого душного городишки куда глядят глаза. Навстречу новой жизни. Где буду наконец счастлива. Нащупываю пальцами в кармане заранее купленные билеты и пачку денег.
- Наследство все ей достанется. Богатая невеста,- шепчет кто – то за моей спиной. Черт, это же они обо мне. Да, я богатая. Папа скопил приличную машну, видимо на честности заработав состояние. Снова ухмыляюсь. Самое главное его больше нет. Подхожу к гробу. Чтобы убедиться в этом. Умираю от страха. Все боюсь, что он откроет глаза, схватит меня за руку и рассмеется. Такие шутки в его стиле. Даже число выбрано для похорон, словно в насмешку над самим дьяволом.Тринадцатого мая тринадцатого года.
Нет, он не играет сейчас. Не похож на себя. Словно сдулся. Обычный обрюзгший старик, нет в нем ничего страшного. Сейчас нет. Я оседаю на землю, больше не сдерживая душащий меня хохот.
- Уведите. Истерика. Воды,- слышатся вокруг бесплотные голоса. Они думают, что я скорблю. Нет, я зализываю раны, нанесенные мне моим отцом. Монстром, подарившим мне жизнь.
14:00
У моей свободы запах пыли, вонючих вокзальных чебуреков и выхлопных газов. Моя новая жизнь звучит перестуком вагонных колес, плачем чужого ребенка и песней «Uma2rman» в наушниках
