опустился на неё. Да вот только хлипкая мебель не выдержала подобного. Ножки подломились, и я пролетел ниже, отбивая копчик об пол.
— Да чтоб этих тварей к Даст закинуло! — взвыл, смотря на погрызенные мышами ножки деревянной скамейки.
Эти серые бесовки от безнадёги начали есть мебель.
Проморгавшись от искр в глазах, поднялся. Похромал обратно к себе, держась за ушибленную поясницу. Остановился на пороге комнаты, окинул её взглядом. Старая скрипучая кровать с голым дырявым матрасом, на полу брошенный плащ. Около окна стоял стул, на котором покоился единственный комплект одежды: поношенные штаны, некогда белая, а сейчас изрядно посеревшая рубашка. Как бы я ни старался, выстирать одежду толком не получалось. Слишком много работал, мало обращая внимание на внешний вид. Тяга к аристократичному внешнему виду умерла вслед же за родителями.
Сверху лежала рабочая марлевая повязка для лица. Рядом с кроватью стояла пустая деревянная кружка и огарок свечи — на магические светильники денег не было. Наскрёб только на плитку, с помощью которой готовил себе нехитрую пищу из овощей, выращенных на грядке за домом, где когда-то цвели мамины антрацинии.
Эти чёрные цветы, бывшие некогда розами, но затем скрещенные с едким пустоцветом, я ненавидел всем сердцем.
Ощущая какую-то внутреннюю опустошённость, обернулся, осматривая зал, бывший когда-то гостиной. Пустота, ободранные голые стены, паутина на потолке и шуршание мышей в углах. Ещё отсюда можно было увидеть кусок лифта, уходившего на третий этаж. Только вот пользоваться им я уже не рискну: денег на поддержание в рабочем состоянии не было уже очень давно. Да и нечего мне делать на третьем этаже. Всё, что там было ценного, уже давно распродано. А теперь я потеряю и последнее, что имею.
— Да пошло оно всё к Даст, — накрывшее меня безразличие как будто полностью перекрыло доступ к другим чувствам.
Я вернулся в комнату, опустился на кровать. Что-то внутри всё-таки пыталось проклюнуться, кричало о том, что надо вставать, что-то делать, искать деньги на кристаллы. Но я уже знал простой и понятный ответ: мне нечем платить.
В этот раз действительно нечем.
Завалился на матрас, закрыл глаза, кладя правую руку изгибом локтя на лоб. А ведь когда-то всё было по-другому. Давно, как будто в другой жизни. Были живы родители, дом был наполнен светом и радостью. И ничего не предвещало ужасной трагедии. Я сжал зубы, невольно вспоминая, как губернатор лично пришёл ко мне в комнату, присел рядом с кроватью на стул и сказал, что ему очень жаль. Сообщил, что родители, только пару дней назад уплывшие на большом красивом судне на свадьбу папиного друга, погибли в кораблекрушении. Утешал меня, тварь! Сейчас ему ничего не помешало подписать сурхов указ!
Злость, накрывшая меня с головой, проломила кокон безразличия. Отец воспитывал меня, как наследника! Как будущего барона! Я понятия не имел, что может мне помочь в сложившейся ситуации, но должен был найти выход. Должен! У меня просто не было другого выбора, я не мог так подвести память отца. Я уже не тот мальчишка, которого отец оставил одного, решив, что тот месяц, который они потратят на путешествие, станет моим экзаменом и первым реальным делом в качестве наследника рода.
Но планируемый экзамен вдруг стал реальностью, больно ударившей в лицо.
Вынырнув из воспоминаний и тяжёлых мыслей, открыл глаза, глянул на часы. Перкинс напрасно считал меня бездельником: у меня была работа. Не такая, чтобы говорить о ней с гордостью, но всё-таки. Когда у меня совсем закончились деньги, необходимо было куда-то устроиться срочно и, желательно, без лишней огласки. Таким местом стал госпиталь, куда как раз нанимали санитаров. Для такой работы не требовалось документов или образования, зато обязательным рабочим атрибутом была маска, что было мне на руку. Не хватало ещё, чтобы любой проходимец мог похвастаться, что за ним сам барон Самвель утку выносил!
Повязав маску, накинув капюшон и закрывшись плащом, я мог довольно безболезненно и незаметно передвигаться по городу, не привлекая к себе лишнего внимания. А в самом госпитале голову мне закрывал специальный колпак, так что я мог спокойно работать, оставаясь неузнанным.
Поднявшись, оделся, кое-как расчесал пятернёй отросшие чуть вьющиеся волосы. Опустился на колени перед кроватью, нырнул под неё и аккуратно вытащил единственное своё сокровище: небольшую шахматную доску. Кроме крохотной суммы денег дядя оставил мне шкатулку. Я сначала подумал, что это просто подарок на память, но потом подслушал его разговор, что он просто не смог её открыть, и решил бросить здесь. Он почему-то тогда очень торопился уехать.
Но в первое время на меня столько навалилось, что я совсем забыл про наследство, и вспомнил о ней, только когда моё положение стало совсем плачевным. Не знаю, как так получилось, но я открыл её с первой же попытки. Я надеялся найти там деньги, драгоценности или карту какого-нибудь клада. Ведь не просто так дядя не смог её открыть сам. Однако меня ждало разочарование: внутри лежали довольно простые деревянные шахматы, а сама шкатулка раскладывалась в поле для игры. От досады думал даже сжечь фигурки, используя их в качестве топлива для обогрева. Но оказалось, что они не горят. И мыши их не трогают, в отличие от всего остального деревянного в доме.
Тогда я начал играть. Единственное развлечение, хоть что-то из прежней беззаботной жизни. В первый же день так засиделся за доской, что уснул. А наутро обнаружил, что одна из фигур поменяла своё расположение. Сначала я подумал, что просто неправильно запомнил расстановку шахмат. Поправил постановку, сделав ход против самого себя вчерашнего и горько усмехнувшись, занялся делами.
Но на следующее утро вновь оставленные на ночь фигуры переместились.
Так и начались мои игры с таинственным соперником из шкатулки. Каждое утро перед уходом на работу я делал ход и прятал доску под кровать. Ночью играл кто-то другой, шахматы меняли положение. И наступал мой черёд ходить.
Я окинул доску взглядом, прикусил губу, раздумывая. Одновременно потянулся за вчерашней варёной картофелиной. Разогревать её на магической плитке было слишком дорогим удовольствием, так что умял холодной и без соли, продолжая продумывать ход. Эта партия была очень длинной. Пока что наш счёт был в пользу шкатулки, я редко у неё выигрывал. Но сейчас держался особенно долго. Переместив слона, я осторожно задвинул доску под кровать и поднялся с колен. Подхватил с пола плащ, закутался, выскальзывая из дома.
Направился к калитке, но тут раздалось шуршание у разваливающегося забора, что отделял лужайку перед домом от внутреннего двора. Я скривился, видя, как из темноты вылазит
