вломлюсь с грацией носорога.
— Донна Виктория, Бразилия — огромная страна и там нет таких лесов, как в Европе. Там леса называют джунглями.
— А где мне предстоит жить? В столице? — стою из себя наивную дурочку.
— Нет, ваш муж сейчас живёт не в Сан-Сальвадор-де-Байя, — рассказывает мне Смит, — он живёт на своей сахарной плантации в капитанстве Перпамбуку.
Я отмечаю знакомые названия. Перпамбуку крупнейший штат по производству сахара. Сахар нанёс природе Бразилии непоправимый вред, но не многие со мной согласятся. Особенно в этом времени, в которое я попала.
Сахар, как потом и кофе уничтожили плодородные земли Бразилии. Белые плантаторы не производили ничего кроме сахара, даже продукты питания ввозились из Европы. Вот где простор для самореализации. Эх, знала бы я, куда попаду, захватила бы с собой семена культурных растений, которых ещё нет в Латинской Америке.
— Ох, как интересно, — восхищаюсь я. — Рассказывайте, дон Смит вы такой интересный рассказчик. Что такое капитанства, я не поняла?
Нельзя настолько льстить человеку, даже такому, как дон Смит. Но я не чувствую угрызений совести.
— Как бы вам попроще объяснить? Сто шестьдесят лет назад Португалия решила основать в Бразилии постоянные колонии. Средств для развития колоний у короны не было и тогда…
Я смотрю на него горящими глазами. Как же интересно попасть в то время, которое будоражило воображение почти всю жизнь. Прикоснуться, а то и поучаствовать в развитии Бразилии.
Дон Смит, кажется удовлетворён, моей реакцией и продолжил. Надо отдать ему должное рассказчик он интересный или это только потому, что я придаю значение деталям.
— Тогда корона привлекла частные средстваdonatários- вкладчики средств. Каждый донатариос получал королевскую грамоту и становился собственником и военным комендантомcapitão-mor, дословно с вашего португальского — старшим капитаном.
Я киваю ему и даже забываю о том, что подходит время обеда. Появление юнги с сообщением о приглашении на обед в кают-кампанию отвлекло нас от беседы. Даже такой неприятный человек, как дон Смит может быть интересным, если говорит о том, что тебя волнует.
— Всего было создано пятнадцать капитанств, которые раздали двенадцати собственникам. По задумке королевских чиновников каждое капитанство должно было простираться на пятьдесят лиг с севера на юг вдоль побережья. На практике же, прекрасная донна, границы проходили по устьям рек, поэтому реальная ширина была разной.
Дон Смит предлагает мне руку и направляясь в кают-кампанию увлечённо продолжает рассказывать:
— И чтобы вы думали, донна Виктория, шесть капитанств так и получили своих старших капитанов по разным причинам.
Пользуясь моментом благосклонности, спрашиваю:
— А как связаны капитанства и сахарные плантации?
— Так, все капитанства создавались и выкупались для того, чтобы выращивать сахарный тростник и перерабатывать его в сахар. У вашего мужа огромная плантация сахарного тростника и два завода по переработке сахара «энженьюс».
Я округляю глаза в немом восхищении, хотя я об этом очень много знаю, всё же приятно послушать информацию об этом от современника.
— Боже мой, дон Смит, вы кладезь знаний, — восторженно восклицаю я, захлопав в ладоши.
Он слегка кланяется мне и улыбается, клянусь богом, он мне улыбнулся впервые за всё время. Правильно говорят, лесть города берёт.
— А, вы знаете, уважаемая донна Виктория, — распушив передо мной хвост, вываливает, всё, что знает Смит, — что сахарный тростник был завезён в 1532 году генералом-губернатором Бразилии Мартином Афонсу де Соуза, а не является родной культурой этой страны, как думают многие.
Мне ли не знать, прячу я улыбку от дона Смита, а то с его болезненным самолюбием боюсь быть неправильно понятой. Сама дарю ему восхищённый взгляд. Всё, дон Смит в меня в кармане, только периодически нужно закреплять произведённый эффект.
Дон Смит, как галантный кавалер открывает передо мной дверь кают-кампании, пропуская вперёд. Все уже в сборе, ждут только нас.
Глава 5
Кают-кампания представляет собой большую комнату со столом посередине. Вокруг стола расставлены стулья. Справа от двери буфет, слева окно. В левом углу, возле иллюминатора, стоят два кресла. Очень миленько.
— Донна Коста-э-Сильва, дон Смит, — радушно встречает нас капитан, словно не было презрительных взглядов в сторону Смита. Не видела бы собственными глазами, ни за что не поверила бы. — Только вас мы и ждём.
Не удержался от подколки Перейра. Я сделаю вид, что не замечаю его шпильки. Дон Смит напротив:
— Капитан, мы пришли, как только юнга нас позвал к столу, — в его голосе тщательно скрываемое раздражение.
То ли дон Смит вообще не любит людей, то ли мы с капитаном умудрились попасть в число «счастливчиков», которых он занёс в свой личный «чёрный список».
Капитан фыркает, но сдерживается. Только перепалки нам и не хватает во время обеда.
Мы усаживаемся, причём помогает мне сесть капитан Перейра, сам усаживается рядом. По другую руку от меня помощник капитана, дон Смит и судовой врач. Этакая тесная дружная компания друзей.
Стол уже частично сервирован и по удивлённому лицу дона Смита понятно, что расстарались на этот раз ради меня.
Белая скатерть, фарфоровые тарелки, ложки и нож. Вилки, уже известные в Европе, естественно, не подали. Я сомневаюсь, были ли они у них.
Вилки использовались ещё древними греками и упоминались в Ветхом Завете. Дословное упоминание запамятовала, да не суть, важнее, что она известна достаточно давно. Была она сначала с одним острым зубцом, потом с двумя зубцами и наконец-то с тремя. Использовалась для того, чтобы извлекать из котла или жаровни куски мяса, нарезать его на столе.
Сколько веков прошло, а просвещённые европейцы вновь кушают руками. По правилам этикета предписывалось не брать мясо всей пятернёй, тем более двумя руками, а лишь тремя пальцами; пальцы не вытирать об одежду, а ополаскивать в специальной чаше с водой.
Был период, когда в богатых домах Европы появилась мода есть в перчатках, а после окончания трапезы их выкидывать.
На столе уже стояли сухари, апельсины, немного сыра, небольшой кусочек сливочного масла, бутылки с вином и кувшин с молоком. Сказать, что меня поразил стол, это ничего не сказать. Я просто в шоке. Апельсины, молоко и масло удивили меня.
Моё изумлённое лицо служит лучшей наградой капитану, который так расстарался.
— Не удивляйтесь донна Виктория, — с достоинством произносит капитан, — этот стол для вас.
— Я так и поняла, капитан Перейра, благодарю вас. Я оценила ваши старания, — улыбаюсь я привлекательному капитану. — Называйте меня Тори, я привыкла к этому имени. Викторию я приберегаю для королевских приёмов.
Мужчины смеются, оценив мою шутку. Даже нахохлившийся, как петух, дон Смит одаривает меня улыбкой.
— Что обычно подают к столу на кораблях? — Спрашиваю я,
