вещам. Особенно если их происхождение не очевидно, — заявляет он, сверкнув очками.
Да он вовсе не такой уж и противный тип, а вполне красивый молодой человек. Чего не скажешь про лахудру, за которого моя Кейли замуж собралась.
Запечатав непонятный предмет в пластиковый конверт, он так же выхватывает из стакана зубную щётку, разочарованно заглядывает в пустую мусорную корзинку и снимает отпечатки пальцев с особенно «обещающих» поверхностей. Всё это он везет в лабораторию вместе с полотенцем, халатом и парой других тряпок четы Синегаровых.
* * *
Ронни ведет свой фургон молча. Я вижу, что он думает о чем-то и полностью игнорирует мой вопрос. А ведь он в принципе отличный и серьезный парень. Особенно, когда у него вот такая прямая спина и плотно сжаты губы. Почему моей Кейли такие не попадаются? Мне бы этого альбиноса в зятья, я всю жизнь за неё был бы спокоен.
Ронни тормозит так резко, что я чуть не возвращаю только что съеденный на обед гусиный паштет. Он сворачивает на обочину и глушит мотор.
— Ты сдурел? — ору я на него, сразу решив, что поторопился с высокой оценкой.
— Босс, у нас сегодня есть кинолог свободный? Мне нужна собака, а лучше — две.
Я вдруг догадываюсь, о чём он думает.
— С Синегарова уже были сняты подозрения в Метрополе. Я понимаю, ты не любишь олигархов, но… Он сам к нам пришёл.
— Я не люблю способ, которым становятся олигархами, а не их самих.
— По-твоему, такие люди все бесчестные и потенциальные преступники?
— Конечно нет, но я всегда придерживался своего принципа, что мир чёрно-белый. У кого-то в нем пятьдесят оттенков, но я их просто не вижу. Для меня зло абсолютно, оно черно. А вот белое абсолютным быть не может. Оно подпачкано нашими ошибками в разной степени. Можно отмыть.
— А если нельзя?
— Тогда оно чёрное… — Ронни проводит пятерней по густым волосам, — Уж очень он старался, но при полной уверенности, что мы ничего не найдём. Или найдём то, что ему нужно. И вот ещё что, босс… Боюсь, мне ещё предстоит встретиться с ним на его условиях. Нужно приготовиться.
Я гляжу на его белоснежную шевелюру и почему-то вспоминаю сериал «Благие знамения».
— Ронни, обвинить Синегарова будет очень трудно. Тебе понадобится мешок доказательств его вины.
— Или его непричастности. Это тоже важно. Синегаров умен. Я всё пытаюсь представить, как он мог организовать убийство жены, но не утверждаю, что он лично был в том поле. Завтра будут готовы экспертные результаты. Я хочу исключить как можно больше факторов.
— Сейчас позвоню, — я достаю телефон, — кого тебе дать в помощь?
— Нет, без меня придётся. Возьмите шмотки Синегаровых, и пройдитесь от места взрыва по дороге в оба конца. Шанс невелик, но дождей ещё не было. Не улетел же убийца с того поля.
— А ты чем займёшься?
— Мне нужно кое-что проверить. Я уверен, что нашёл в душевой осколок фарфорового зуба. У нашей Джейн челюсть разбита в пыль. Если у этого осколка и у того крошева одни происхождение и состав, то доказать это будет несложно.
— Сначала расскажи мне, как он это сделал?
— Я… Я не знаю. Меня смущает, что до сих пор никто не потерял нашу Джейн Доу. Допустим, что она и есть Светлана. Но я уверен, что она не была похищена. Она ехала в той машине добровольно. Иначе она бы подняла тревогу на бензоколонке и не покупала бы спокойно йогурты. Фарфоровые улыбки простым людям, которые ездят на старых «Ниссанах», не по карману. Если окажется, что она побывала в том доме, то у вас будет много вопросов к олигарху. Ведь он переехал в туда всего около недели назад. Он может себе позволить оплатить дорогие зубы, но именно эту улику убийца тщательно пытался уничтожить, когда разбивал лицо несчастной.
Хорош… У меня нет слов. Умница. Молодец. Синегаров хитёр, но моего альбиноса не проведёшь.
* * *
В пять утра одетый для утренней пробежки молодой беловолосый человек стоит возле новенького «Лексуса», на открытую дверцу которого небрежно опирается мужчина в модных чёрных очках. Нам их неслышно с этого расстояния, но они наверняка разговаривают по-русски. Этот разговор будет переведён на английский спустя два часа, и мы услышим следующее:
— Спасибо, но подвозить меня не нужно. Я здесь побегать, а не покататься.
— Как хочешь, но поговорить нам необходимо.
— Приходите в отдел. Я же всё подготовил к полудню.
— Слишком долго ждать, а говорить я хочу именно с тобой, а не с англиками.
— И поэтому вы меня выследили?
— Да, мне это стоило почти два куска. Видишь, Мирон, как ты мне важен?
— Для вас это не деньги.
— Ты прав. У меня много денег. Я готов заплатить столько, что тебе больше никогда не придётся им прислуживать.
— Что вы от меня хотите?
— Скажи мне, что тебе удалось узнать.
— Всё будет в отчёте и…
— Пацан, ты не выпендривайся передо мной. Я к тебе, как к своему.
— Анализ ДНК, взятый с волос вашей жены и с тела погибшей показали, что они принадлежат двум разным женщинам. Наша Джейн Доу не Светлана.
— Я ужасно рад… Если бы ты знал…
— Если только у вас не было двух жён.
— Что? Ну и шуточки у тебя, альбинос.
— Я не шучу.
Здесь между ними зависает пауза. Очень нехорошая, но прерывает её именно Ронни:
— Сколько стоят фарфоровые зубы для красивой молодой женщины, чтобы она только этим и выделялась из толпы одинаковых красоток?
Очередная пауза. Нам видно, как Синегаров отпускает дверцу и делает несколько медленных шагов в сторону, запрокидывая голову на сцепленные пальцы поднятых рук. Затем он оборачивается в сторону Ронни, а я шепчу Берчу, притихшему рядом со мной за оградой:
— Если даже Янг не просигналит, всё равно будь готов.
— Понял, босс.
У меня ужасно чешется нос от пыльцы. Только бы не чихнуть. А олигарх усмехается и разводит руками.
— За каждый зуб для Светланы я заплатил по четыреста долларов. А ее дублерше — обошлись винирами подешевле.
Ронни кивает.
— Это объясняет, почему фарфора было немного.
— Как ты это расплёл?
— Скажите, как звали ту женщину?
— Неважно. Пусть будет и впредь Джейн Доу. Она была немного похожа на Светку, остальное мы подправляли в Германии, в Швейцарии и даже в Нью-Иорке. Эта дурёха делала всё, что прикажешь. Даже попёрлась в ваше графство на «Ниссане» в гольф играть на ночь глядя. Тундра!
— Вы подложили мне зубную щётку и расчёску Светланы, а в душе волосы были не
