планы отнюдь не входило. А если вспомнить, какие лохмы у этого тела, то и вообще их не жалко.
— Брей, — разрешил я. — Хоть всю голову, хоть на лысо, лишь бы не плешинами.
— Как это брей? — от возмущения Наташа перешла на фальцет. — Как это брей. Такая шикарная шевелюра! Такие красивые волосы! Я против.
Я усмехнулся. Против она.
— Вот можешь и не бриться. Тебя никто не заставляет. А это мои волосы. Что хочу, то и делаю!
Наташа фыркнула, всучила мне аптечку и ушла. Мы с Эдиком проводили ее взглядами. Я вдруг подумал, что фигурка у девчонки то, что надо, хоть грудь на мой вкус маловата, но вполне-вполне. Моему предшественнику повезло. Правда, характер говнистый. И это — большой минус.
Эдик вывел меня из задумчивости
— Мих, так что? Бреем?
Я поразмыслил и велел:
— Брей сколько нужно, остальное оставим Натахе. Пусть радуется, раз уж ей так лохматые мужики нравятся.
Он усмехнулся и прокричал:
— Зиночка, принеси мне бритвенный станок.
— Сейчас! — отозвалась вторая девушка.
Голос ее мне показался расстроенным. Но выяснять из-за чего, не хотелось. Какое мне дело до незнакомых девиц? У них тут и без меня защитников хватает.
Станок нам принесли почти сразу. Эдик вновь нагнул мне голову, сказал:
— Потерпи, на сухую брить неприятно.
Глава 3
Можно подумать, я не знал. Правда, не ожидал, что будет еще и больно. Лезвие шкрябало по коже. Эдик скидывал на землю прядки волос, тянул скальп, расчищал себе поле деятельности. Я молчал. Зина не уходила, оставаясь на подхвате. Мне ее было видно краем глаза. Девушка оказалась весьма миловидная. Чуть полноватая, на фоне худющей Наташи, светленькая, с длинными волосами, заплетенными в толстенную косу, огромными глазищами, и россыпью мелких веснушек на носу. Лицо у нее было заплакано. На этот раз мне захотелось узнать, что же все-таки произошло. Правда, спросить не успел. Зина начала разговор сама:
— Хорошо, что тебя нашли, — сказала она.
С этим я был согласен. Конечно, хорошо. Мало приятного остаться одному, без вещей, в трусах в незнакомой тайге.
Девушка всхлипнула и добавила:
— А Гену так и не могут разыскать. Тоха с Колей опять отправились в тайгу. — Зиночка вновь хлюпнула носом.
Эдик пришлепнул мне на затылок последний кусь пластыря, приобнял девушку за плечи, принялся успокаивать.
— Зиночка, ты не плачь, он обязательно найдется.
Из крайней палатки вынырнул давешний белобрысый Юрка, услышал последнюю фразу, скривил губы в многозначительной улыбке, изрек:
— Хрен они его найдут!
— Почему? — опешила девушка.
Юрка хмыкнул:
— Какой смысл искать того, кто сам решил уйти? И идолу вчерашнему того…
Эдик нахмурил брови и сжал кулаки. Мне показалось, он вот-вот и бросится в драку.
— Чего того? — его вопрос прозвучал с угрозой.
— Ножки приделал! — закончил Юрка. — Сам же видел, нет нигде идола. И Генки нет! А это что значит?
— Ничего! — Практически закричала Зина и бросилась под навес.
Эдик сжал кулак, подсунул Юрке под нос.
— Врезать бы тебе!
Кулак у него был большой, мосластый. Юрка выкатил тощую грудь вперед, завопил:
— Попробуй, врежь! Только это ничего не изменит. Только я прав!
Назревала драка. Но мне вмешиваться в нее не хотелось. Я пока не разобрался, кто тут прав, а кто виноват. На шум прибежала Наташа, втиснулась между задирами, положила Юрке ладони на грудь, произнесла примирительно:
— Мальчики, ну не надо. Вот увидите, Гена найдется. И онгон найдется. Куда ему деваться?
Юрка даже отстранился:
— Размечталась, дура наивная.
Наташа, к моему удивлению ничуть не обиделась. Эдик досадливо сплюнул, процедил сквозь зубы:
— Идите вы…
И сам ушел утешать рыдающую Зиночку. Я наконец-то задал вопрос:
— А что такое онгон?
Повисла пауза. Мне она не понравилась совсем. Ната и Юрка переглянулись. Наконец, парень не сдержался:
— Миха, хватит дурочку валять. Ни в жизнь не поверю, что тебе память отшибло. Это опять твои идиотские шуточки?
Какие уж тут шуточки. Я вздохнул и добил его:
— А Генка кто?
* * *
Мои вопросы так и остались без ответа. Юрка психанул, послал меня нахрен и уплыл проверять донки. Ната немного помялась, не зная, как себя вести, а после прошептала: «Прости». И тоже слиняла к Зиночке. Я же, как дурак, остался сидеть на чурбаке, напрочь не понимая, что делать дальше.
Это только в книжках у попаданцев все гладко. Все им выкладывают нужную информацию. Все у них получается с первой попытки. В жизни все пошло как-то не так. Я уже собрался залезть обратно в палатку, полежать там, подумать. Но не успел. Из-под навеса появился Эдик. Сходу протянул мне пачку сигарет, спросил:
— Ты, правда, ничего не помнишь?
Я покосился на пачку с осторожностью. Прима. Такое мне ни разу не доводилось курить. А с аборигенами нужно было наводить мосты дружбы. Поэтому папиросу я взял, позволил Эдику ее прикурить, даже затянулся. Только потом ответил.
— Ничего.
Эдик выпустил в небо дымную струю, произнес задумчиво:
— Забавно.
Потом как-то резко обернулся, схватил меня узловатыми пальцами за пуговицу на рубашке. Я хотел откинуть его руку, но следующая фраза повергла меня в шок:
— Знаешь, что я думаю, — сказал он тихо. — Нихрена ты не сам ударился. Кто-то приложил тебя по затылку.
Он сам отпустил пуговицу, подставил мне под нос ладонь с двумя растопыренными пальцами.
— Два раза.
Я невольно потер затылок ладонью. Нащупал пластырь, бритую кожу. Спросил:
— Ты уверен?
Он кивнул.
— Абсолютно. Рана там такая странная. Двойная. Словно старались ударить в одно место, но слегка промазали. Ты вспомни, когда очнулся, на спине лежал?
И тут до меня дошло. Когда я очухался в этом теле, то видел перед носом мох, ветки и осыпавшуюся хвою. А это значит… Я отбросил недокуренный бычок. Вкус местного табака мне не понравился категорически. Не привык я такому.
— Так что? — напомнил о себе Эдик.
— Нет, — ответил я, — на животе.
Он поднял вверх палец, многозначительно протянул:
— Во-о-от! Вообще здесь что-то пакостное творится. И ночь эта…
— Что ночь? — не понял я.
— Всех точно одурманили. И могила…
Тут я вообще потерял нить повествования. А Эдик словно решил меня добить:
— И онгон. А Колька говорил — нельзя шаманские захоронения трогать! Прав был. Ох, как прав. И Генка пропал.
— А Юрка? — спросил я, боясь спугнуть его откровенность.
— А что Юрка? Он неплохой. Просто расстроен после вчерашнего. Онгон ему жалко. И с Генкой они всегда друг друга терпеть не могли.
Я вздохнул, попытался хоть как-то расставить новую информацию по местам, и понял, что ничерта не врубаюсь. Ну как здесь разобраться? Эдик бросил взгляд на навес. Рыдания оттуда утихли. Послышались шепотки.
