слушать только самих женщин, а то, что они говорили, было не слишком на руку мифу об их божественном превосходстве. Святая Дева заметно подрастеряла свое обаяние.
Северяне, которые на протяжении всего Средневековья спали и видели, как бы отвоевать себе право на господство, естественно, воспользовались случаем, развязав протестную войну: она, думалось им, поправит их дела, вернет на патриарший трон.
Их ярость в основном вызывал тот факт, что все крупные — и мало-мальски умные — обольстители, а в таких недостатка не было, предпочитали оставаться под защитой Церкви — эгида которой, благодаря гарантированному безбрачию, снимала всякую потребность в наследовании и поддержке. Все мужчины норовили влиться в Церковь, чтобы их подобающим образом любили женщины. Что возмущало мужей.
Хворь гуманизма проистекает из базисной установки ветхозаветной райской истории: мужчина, и тем паче общество, не является естественным отпочкованием природы; в человеческом коллективе нет ничего естественного, и, наряду со всем остальным, женщина тоже является продуктом, выработанным цивилизацией. Эту вздорную установку, согласно которой может существовать нечто вполне определенное, что можно назвать естественным в сравнении с чем-то другим, что из-за этого должно стать сверх- или внеестественным, разоблачил в прошлом веке великий шведский поэт К. Ю. Л. Альмквист4, в жалком образе Раскольникова окарикатуренный Достоевским. Эта гуманистическая установка, порождающая абсолютное разграничение между человеком и животным, проистекает из потребности древних греков отыскать причину, способную оправдать их главенствование над рабами. Тот, кто в наши дни основывает свою мысль на таком искусственном разграничении, всего лишь пытается оправдаться за место, доступное сегодня большей части человечества; стремится возвыситься над жизнью, призывая к одностороннему переходу, окрещенному красивым и смехотворным словом «трансцендентность». Город естественен ровно в той же степени, как и лес или пчелиные соты. Человеческое общество по природе ничем не отличается от общества животных. Если одно из них неестественно, то неестественно и другое. Если наша естественная история должна иметь хоть малейшее разумное основание, она автоматически подразумевает естественную историю человека, искусства, богов, всего на свете. При желании можно представить всю историю, не привлекая никаких ценностных шкал. Для этого потребуется полностью проигнорировать динамику видов, сведя их бытие к простым пространственным представлениям о теле. Так и поступают, сводя настоящее к мгновению, а реальность к чисто пространственной концепции, как сделал Декарт, но при этом исключаются любые возможности обсуждения начал и концов чего бы то ни было. Королева Швеции Кристина увидел а эту опасность, когда зазвала в Стокгольм Декарта. Но в тот момент, когда она обнаружила, что он не в состоянии снабдить ее шкалами социальных и иерархических ценностей, ему уже пришел конец. Ей, впрочем, тоже.
Мы не можем установить ступени лестницы всего живого, от низшей до высшей жизни, смешать их с человеческой жизнью, а потом внезапно пояснить, что человек вовсе не является естественным отпочкованием природы, что это чисто историческое представление. Отсюда вытекает полная нелепица, что, мол, вся иерархия видов — не более чем историческое представление. Можно отказать в какой бы то ни было важности историческим представлениям и вообще истории. Можно сказать, что история смешивается с мифологией. Но не надо смешивать миф с уловлением какого-то смысла. Смысл имманентен объекту. Он открывается сознанию в живом переживании, тогда как миф представляет собой «трансцендентное» представление, ускользающее от всякого осознания. Сорель5, Розенберг6, Хайдеггер и Сартр со всё меньшим успехом пытались реабилитировать эту так называемую неконтролируемую трансцендентность. Теперь к этому подключились и женщины.
Гуманисты-алхимики пытались объяснить природный порядок своего рода химическим антагонизмом между мужским и женским началами, надеясь создать гермафродический синтез чистой человечности («гуманности»), найти гомофильское начало универсума в его идеальной андрогинности, я ухожу от всех подобных спекуляций, столь дорогих такому символисту, как К. Г. Юнг, чтобы с себе исполненную смысла картину естественной истории, основываясь исключительно на данных, подтверждаемых наблюдениями, которые доступны любому способному наблюдать. Это не более чем набросок. Каждый может его расширить, включить, если это ему интересно, еще тысячи переменных. Я ограничиваюсь самыми элементарными, общеизвестными данными. Алхимики в своих спекулятивных ухищрениях пытались заменить антропоцентрическую картину мира Средних веков, обрушенную с легкой руки Галилея, гомоцентрической вселенной, основание которой надеялись обрести в микрокосме. Это заблуждение и сегодня остается связано с определенными физическими представлениями. Данные естественной истории не могут, однако, принимать во внимание геометризованные чаяния подобного подхода.
Женщина - источник мужчины
Невзгоды, навлеченные на мужчину его обоснованным в Ветхом Завете первенством, оказываются связанными с прогрессистскими представлениями христианства, которое обожает последнего пришедшего и пускается в пророческие перспективы, и это наводило на размышления. Как выбраться из столь затруднительного положения? Похоже, что особенно близко к сердцу приняли эту проблему англичане, каковые и предоставляют нам сегодня удачное решение, неоспоримым и наглядным образом доказывающее, что Ева древнее Адама. Женский пол — пол изначальный. Мужчина вновь становится властителем всех видов, господином творения, последним словом в прославленном поступательном шествии родов и видов. Сначала Дарвину удалось определить эволюционную цепочку, связав человека с другие низшим видом, обезьянами. Было показано, что предоставленная человеку свобода обеспечивается свободными и ничем не обусловленными энергиями берущими свое начало в любой, даже малейшей зависимости от биологических потребности и это делает человека обладателем огромного капитала агрессивных, нахрапистых энергий, который он волен расходовать по своему капризу.
В нем нет ни малейшей воли к власти, поскольку его власть как раз и кроется в его собственной воле, в его свободе выбора. До него та же ситуация складывалась и в отношении других видов. В какую-то эпоху доминировал, например, растительный мир. После чего на господствующие роли вышли животные разных видов, чтобы в дальнейшем их обратили в рабство, как уже было сказано, паразиты, добившиеся верховенства благодаря своей способности не рубить сук, на котором они обосновались. Воля к власти возрастает по мере того, как спускаешься по эволюционному древу, в то время как эта новая способность возрастает по мере подъема. В качестве потенциала воля к власти должна была быть включена в клетку бактерии. И власть эта всё больше и больше кинетизируется.
Но эта славная победа человека чревата немалыми разочарованиями и нежелательными последствиями. Если отказаться от любой системы отсчета, подразумевающей существование естественной иерархии ценностей, например иерархии эволюционной, и наделить при этом ценностями человека, то либо оные не должны оказывать никакого воздействия на материю, либо подразумевается некий источник божественной, религиозной энергии. Научные опыты не выявили ни малейшего намека на такой источник божественной — и даже духовной — энергии. Тем самым мы, к несчастью, обречены основываться на представлении о постоянстве
