Совершенно неожиданно Сара рассмеялась, хотя ее лицо осталось грустным.
– Интересно, кто бы это мог быть? – произнесла она с горькой усмешкой, обращенной скорее не к нему, а к себе самой. – Но вы, без сомнения, наслышаны и о том, что теперь я стала «всего лишь навсего обыкновенной миссис Кокрейн».
Тут уж Алекс не нашел, что ответить. Он и сам не знал, радоваться ему или сожалеть, потому что как раз в эту минуту в поле зрения появился пустой кэб. Он свистом подозвал карету. Миссис Кокрейн сообщила ему свой адрес, хотя в этом не было нужды: Алекс и раньше его знал.
– Рад был с вами познакомиться, – сказал он, подсаживая ее в карету, и она очень вежливо ответила тем же. – К началу будущей недели у меня уже будут готовы предварительные наброски с изменениями, о которых просил ваш муж.
– Ах да, – на этот раз она улыбнулась насмешливо, – новый этаж.
Сделав над собой усилие, Алекс улыбнулся в ответ. Это было в его интересах: надо поддерживать иллюзию, будто Кокрейн – человек разумный и достойный уважения.
– Я могу занести их к вам домой, если хотите, – любезно предложил он.
– Как вам будет угодно. Но вам потребуется одобрение Бена, а не мое.
– Разве вы совсем не интересуетесь постройкой своего нового дома?
Обдумывая вопрос, Сара расправила ворот плаща длинными тонкими пальцами.
– Но ведь речь идет не о доме, не так ли?
– Прошу прощения? – растерялся Алекс.
– Речь идет о памятнике достижениям моего мужа. – Миссис Кокрейн тотчас же опустила глаза, словно сожалея о своих последних словах.
– Да-да, принесите их к нам домой, если вам нетрудно. Доброй вам ночи, мистер Макуэйд, – попрощалась она, откидываясь на спинку сиденья.
– Доброй ночи.
Он захлопнул дверцу и Проводил взглядом удаляющийся экипаж.
Кокрейн и Огден показались из дверей ресторана минуту спустя. Алекс молча присоединился к ним, и они пешком направились по мокрому от дождя тротуару к Кэнфилду. Идти было недалеко, но даже внутри, посреди шума, толчеи и натужного веселья, всегда царившего в игорном заведении, его еще долго преследовал насмешливый и грустный взгляд Сары Кокрейн.
2
– Он до сих пор не спит! Лежит в постели, глаза закрыты, но вы не верьте, он притворяется. Я его застала с поличным не далее как десять минут назад: у него горел свет.
– Все в порядке, миссис Драм, большое вам спасибо. Я войду потихоньку и пожелаю ему спокойной ночи.
– Он сегодня объелся сладостей, думаю, это все из-за них. Тяжесть в желудке. Неужели это все вы ему накупили? Он мне сказал, но я не поверила.
– Да-да, вы, наверное, правы, тяжесть в желудке. Спокойной ночи.
Миссис Драм затянула на талии пояс халата с такой силой, словно намеревалась перерезать себя пополам, возмущенно хмыкнула и удалилась в свою комнату, а Сара еще минуту простояла в темном коридоре, стараясь унять раздражение. Они с гувернанткой Майкла невзлюбили друг дружку с первой встречи, произошедшей пять лет назад. Несмотря на это (вернее, именно поэтому), Бен решил оставить миссис Драм в услужении. Она была англичанкой, а держать в доме английскую гувернантку считалось проявлением высшего шика, но Сара подозревала, что истинные заслуги миссис Драм состоят в другом: гувернантка шпионила за ней по указанию Бена.
– Мамочка?
Она толкнула дверь детской и вошла. Майкл сидел в кроватке, прижимая к себе лягушку из папье-маше, которую они вместе склеили этим утром. В просторной фланелевой ночной рубашке он выглядел особенно худеньким и хрупким. Лунный луч, проникший сквозь шторы, посеребрил его светлые волосы. Он показался Саре таким прекрасным, что она едва не расплакалась.
– Значит, все это правда? Ты до сих пор не спишь и даже не считаешь нужным притворяться?
Она села на край кровати и расцеловала сына в обе щеки. Он захихикал и поудобнее устроился на подушке, всем своим видом давая понять, что он послушный и благонравный мальчик.
– Вы с миссис Драм хорошо провели вечер?
– Да, здорово! На сладкое были «детские палочки»[5]. – Майкл расстегнул ее плащ и сунул руки внутрь, чтобы погладить атласную подкладку.
– А где папа?
– Он занят, у него работа. Но он просил поцеловать тебя и сказать, что он тебя очень-очень любит. И еще… что скоро ты получишь подарок.
Громадные серо-голубые глаза распахнулись еще шире.
– Какой подарок?
– Ну этого я тебе сказать не могу, разве ты не понимаешь?
– Такой же хороший, как твой? – Этим утром Сара подарила ему роликовые коньки и волшебный фонарь.
– Это уж ты сам решишь. А теперь живо спать!
– Я не хочу спать. Мне уже семь лет. Расскажи мне какую-нибудь историю, мам. Куда ты сегодня ходила? Видела пожарную машину?
– Я была в ресторане «Шерри», обедала с твоим отцом и двумя архитекторами. Ни одной пожарной машины поблизости не было.
Это была их давняя шутка: в раннем детстве Майкл верил, что сыплющие искрами и испускающие дым пожарные машины не гасят, а вызывают пожары, и если одна из них остановится перед его домом, надо немедленно бить тревогу.
– А что такое «архитектор»?
– Человек, который строит дома.
– Значит, он каменщик?
Майкл еще многие вещи понимал буквально, и это забавляло Сару.
– Нет, сынок. Чтобы каменщик мог построить дом, архитектор сначала должен нарисовать его, создать проект. Архитектор делает рисунки, прежде чем каменщик приступит к работе.
– У меня есть для тебя рисунок, – спохватился Майкл. – Вон там, на столе, видишь? Это подарок.
Сара подошла к столу и взяла рисунок.
– Что это, милый? Расскажи мне на словах, я не хочу включать свет.
– Нет, включи, включи!
– Уже поздно, – проворчала она, но свет зажгла. При ярком освещении выяснилось, что на листке изображены цветными мелками две… по всей видимости, женщины, причем одна из них была гигантского роста и протягивала руки к целой туче каких-то черных точек. Сара начала громко восторгаться рисунком, а Майкл ревниво и недоверчиво следил за ее лицом.
– Что я нарисовал? – спросил он наконец. Сара попала в затруднительное положение.
– Ну… это две прекрасные дамы. Мне кажется, они попали в снежный буран и…
– А вот и не угадала! – громко засмеялся ее сынишка, хлопая в ладоши.
– Тогда что же это?
– Это ты и статуя Свободы. Видишь? А это все твои переселенцы спешат к ней.
– Ну да, конечно! Какой чудесный рисунок! Мне он очень нравится, и я повешу его на стену в своем… нет, я возьму его с собой в общину и повешу на доску в классе, чтобы все его увидели. Можно?
