увидели Лисьи острова и оставили по левому борту остров Умнак. Впереди, за туманом, лежал Уналашка.
Стемнело. Ветер усилился, разгоняя волну. Старая «Нева» тяжело оседала в провалы между водяными холмами.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Наверное, будет шторм», — подумал Подушкин, сбросив с плеч плащ и укладываясь прямо в кафтане на жесткую койку.
Он заснул сразу, глухо и покойно.
…Его разбудили толчок и неестественное положение тела. Койка стояла дыбом — ноги упирались в борт. Потом койка тяжело перевалилась на другую сторону — и он почти стал на голову.
«Почему такой крен? Что там творится? Этак мы можем совершить оверкиль, перевернуться!»
Он вскочил с койки, и тотчас его бросило к стене. Сорвав с деревянного колышка плащ, Подушкин завернулся в него и, ударяясь в обшивку прохода между каютами, бросился к трапу.
Ветёр хлестал палубу. Шипела водяная пыль, ударяя в лицо. «Нева» проваливалась, поднималась, ложилась на борт. В сумрачных, трепещущих огнях фонарей он увидел в средней части корабля путаницу вант, из которой торчали обломки дерева. Темные силуэты людей копошились в ней. Кто-то выкрикнул неясные приказания, пересыпая их ругательствами.
Подушкин остановил пробегавшую мимо тень.
— Что случилось, черт побери?
— Ветром сломило грот-стеньгу! — ответила тень, и по голосу Подушкин узнал Калинина, своего помощника.
— Что вы сейчас делаете?
— Рубим веревки и дерево, чтобы освободить корабль от груза.
— Верно, Калинин! Молодец! Как остальные паруса?
— Плохо. Изорвало фок, грот и грот-марсель.
— Спустить их! Заменить запасными!
— Сделано, господин лейтенант! Сейчас заменяем фок.
— Молодец!
— Примите команду, господин лейтенант?
— Предоставляю командовать тебе, как мореходцу, здешний край хорошо знающему…
— Премного благодарен, господин лейтенант!
И Калинин исчез в темноте.
«Хорошо сделал, хорошо! — подумал Подушкин. — У Калинина большой опыт, здешние воды он знает по прошлым плаваньям… Однако море здесь совсем не походит на Средиземное… Он справится лучше меня».
Действительно, Калинин командовал отменно. К утру 8-го сменили все изорванные паруса, поймали юго-восточный ветер, и «Нева» побежала к берегу. Решили идти прямо в Якутат, посадив людей на голодный водяной рацион.
К полудню ветер снова задул в лицо. Калинин пришел в каюту к Подушкину.
— Господин лейтенант, у нас на борту уже двое больных. Воды — на сегодняшний день. Не добежим до Якутата. Мы вблизи Чучатской губы. Там есть хорошая гавань, запасем воды, отремонтируемся…
— На берегу есть какие-нибудь поселения?
— Нет. Край дик и пустынен.
Подушкин подумал, пожал плечами:
— Командуй. Ты такой же лейтенант, как я.
Голой была чучатская земля. Низкие, кривые деревья цеплялись корнями за скалы. Камни и серый песок на берегу. И серое небо над ними. От одного взгляда на этот пейзаж становилось зябко. Но бухта была хороша — глубока и спокойна, и ветра в ней почти не чувствовалось. «Нева» качалась на невысоких волнах.
Спустили шлюпки с бочонками для воды. Двенадцать промышленников поехали искать реку. Остальные под руководством Калинина начали ремонтировать стеньгу грот-мачты и восстанавливать ванты. Работы продолжались почти неделю.
Когда все было приведено в порядок, Подушкин пригласил Калинина в свою каюту.
— Молодец, лейтенант, доволен твоей службой. Хотел бы услышать, что думаешь делать дальше.
Калинин удивленно взглянул на Подушкина.
— Мы должны продолжить плаванье к Новоархангельску[4].
— Я думаю иное, лейтенант. Корабль стар и ненадежен. Я осмотрел его со всем тщанием. Если мы еще раз попадем в шторм, мы можем потерять все мачты… Ветхость подводной обшивки тоже вызывает опасение. Я обдумал и взвесил все. Мне кажется лучшим выходом из положения, в которое мы попали, — перезимовать здесь, в Чучатской губе. Продуктов у нас в достатке, вода под боком, топлива тоже изрядно на берегу — плавень…
Лицо Калинина сделалось вдруг жестким.
— Зимовать? Здесь? Вы представляете себе, что это такое? Вы плавали только по Средиземному морю, вам совершенно неведом климат здешних земель… Я тоже осмотрел корабль — он не так стар, как вам кажется. Тем более, мы находимся в каких-нибудь тысяче двухстах милях от Якутата…
— Корабль не выдержит, я уверен.
— Простите, лейтенант, я плавал по здешним водам больше вашего! И на более худых кораблях! Зимовать нет смысла.
— Почему?
— Хотите знать точно? Так вот. Здесь невероятно свирепый климат. Bы увидите, что такое зимние ветры. На борту у нас теснота — люди не выдержат семи месяцев в вонючих кубриках… А на берегу не из чего построить изб. Солонина и сухари — пища недостаточная. Скоро начнется цинготная болезнь… Вы тоже не знаете, что это такое. А если цинга истребит у нас большую часть экипажа, то мы вообще не достигнем какого-либо порта, обитаемого русскими… Кроме того, недостаток занятия для промышленников приведет их в пагубную бездеятельность… Вот мои доводы. По сим причинам я думаю, что нам надлежит непременно выйти в море и достичь Новоархангельской крепости на острове Ситха.
«Он посягает на мое право командовать кораблем! — подумал Подушкин. — Вот тебе и штурман Калинин. Попробуем приказать».
— Лейтенант, мне кажется, что вы забыли, что вы всего-навсего мой помощник! Приказываю вам повиноваться!
— Я обязан к повиновению, — ответил штурман, — и повинуюсь вам, как начальнику. Но навряд ли вам повинуются промышленные…
Когда Подушкин вышел на палубу, он увидел, что это действительно так. Видимо, Калинин уже успел рассказать о разговоре с капитаном старшине артели промышленников. Охотники, одетые в толстые ватные куртки, обшитые кожей, собрались в носовой части судна. Увидев Подушкина, они разом двинулись к нему, и бородатый старшина, выступив вперед, спросил:
— Когда отплываем, начальник?
— Не отплываем, а остаемся зимовать здесь! — сухо сказал Подушкин.
Охотники переглянулись.
— Я объясню вам свое решение… начал Подушкин, но ему не дали договорить.
— Корабль исправен, надо выходить в море, — сказал старшина. — Мы не подряжались компании зимовать на островах. Мы — свободные люди.
Только сейчас Подушкин увидел, что у всех промышленников в руках ружья.
«Ого! Уж не бунт ли на корабле?»
— Вы что, бунтовать?! — крикнул он. — Вы знаете, что за это главный правитель вас всех посадит в острог?
— Мы не бунтуем, — закричали промышленники. — Пошто грозишь острогом? Нужно идти в Новоархангельск!
— Я сказал, что мы будем зимовать здесь!
— Не можно зимовать здесь, все перемрем от цинги! — закричали промышленники. — Не хотим холодать и голодать в Чучатке!
Подушкин беспомощно оглянулся и увидел спокойное лицо Калинина. Штурман стоял поодаль от него и посматривал на мостик.
Там, наверху, стоял, кутаясь в меховой плащ, Тертий Степанович Борноволоков. Наблюдал за тем, что происходит на палубе.
«Вот кто решит сомнения!» — ударило в голову.
— Стойте, ребята! — поднял руку Подушкин. — С
