⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Внуков Н. А.
Один
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Берег и море
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Я сидел на камне совсем голый и разглядывал остров.
Повернешь голову влево — и видишь груду мокрых черных скал, за которыми берег кончается. Что за скалами — неизвестно.
Справа такая же картина: будто огромный самосвал вывалил гору камней в море. Только камни эти побольше, чем слева.
Сзади — гора, заросшая кустами. Не особенно высокая, но крутая. Сквозь зелень выпирают серые каменные ребра. Несколько деревьев стоят на вершине.
Впереди — море, на которое уже не хочется смотреть. От горизонта к острову катятся волны. Чем ближе к берегу, тем выше они становятся и тоньше наверху. Потом верхушка волны перегибается вперед, закипает пеной, у береговых камней волна как бы подскакивает и с длинным вздохом разбивается в белую пыль.
Самые большие волны ухают о камни так, что под ногами вздрагивает земля. И звук от них, как из пушки.
Солнце похоже на ослепительную дыру, вырезанную в голубом небе. Из этой дыры льется такой жар, что голова кружится и гудит, как котел. Я мочу в воде носовой платок и натягиваю его на голову. По углам платка я завязал узелки, получилась шапочка. Через несколько минут она становится сухой и ее снова приходится мочить. Если бы я не делал этого, то, наверное, меня свалил бы солнечный удар. Хорошо, что я еще весной успел здорово загореть, а то бы сразу облез.
Я встал и потрогал одежду.
Рубашка почти высохла, куртка тоже, а вот джинсы по швам сырые. Майка и трусики побелели от соли и стали как накрахмаленные.
Остальные вещи тоже разложены на камнях.
Перочинный нож с двумя лезвиями, шилом, штопором, отверткой и с медной петелькой на рукоятке. Лезвие, что побольше, всего в полтора указательных пальца, а маленькое — только карандаши затачивать, но это самая дорогая для меня вещь. Нож мне подарил отец в прошлом году на день рождения.
Пластмассовая расческа с футлярчиком.
Огрызок карандаша.
Две большие английские булавки, которыми я закалывал снизу манжеты брюк, когда катался на велосипеде.
Кусок капронового шнура — чуть побольше моего роста — от планктонной сетки.
Широкий ремень от джинсов со здоровенной латунной пряжкой.
Кеды на толстой белой подошве, с губчатыми белыми стельками. Я их сам покупал в спортивном магазине в Находке в прошлом году. Подобрал так точно по размеру, что они почти не чувствуются на ноге.
Нитяные носки с резиночкой наверху.
И все.
Больше у меня ничего нет.
Я разложил вещи на камнях, чтобы они просохли.
Скоро меня найдут. Может быть, сегодня или завтра. Обязательно будут искать. Правда, они не знают точно, где меня смыло с катера. Но отец, конечно, не успокоится, пока меня не найдет.
Я поморщился: долгая будет у них работа. На карте в этом архипелаге три больших острова и штук тридцать маленьких. А некоторые, наверное, и вовсе не обозначены.
Я снова посмотрел вокруг.
Волны подскакивали и кипели справа и слева у скал. Солнце слепящими зайчиками отскакивало от зыби. В бухточке вода поднималась и опускалась с длинным чмокающим звуком. Вдали море затянуло легкой мглой. Тянул ветер, но прохлады почти не чувствовалось.
Хорошо, что под руки подвернулся ящик, в который мы складывали губки и морских звезд. Его смыло вместе со мной. Я сразу его заметил, как только вынырнул. Он крутился в кильватерной струе недалеко от меня. Уцепившись за ящик, я ухитрился стянуть с ног кеды — хорошо, что, выскочив из каюты, не зашнуровал их. Засунув кеды в ящик, я поплыл к берегу, прямо как в учебном бассейне, держась за доску.
Плыть было нетрудно. Волны шли высокие, но плавные. Я взлетал на водяной вал, застывал на две-три секунды на его вершине, а потом быстро скользил вниз, в сине-зеленый, подернутый морщинами провал, из которого несло соленым ветром. Ящик отлично держал меня, я только ногами направлял его ход. Все было бы нормально, если бы через несколько минут я не начал замерзать. Чтобы согреться, я время от времени начинал изо всех сил работать ногами и свободной рукой.
Вода в море холодная, даже летом температура не поднимается выше семнадцати — попробуй поплавай долго в такой! Меня спасали джинсы и куртка, они, как гидрокостюм, немного держали тепло. А в одежде я и до этого пробовал плавать — просто так, ради интереса: выйдет или нет.
Взлетев на очередную волну, я поднял голову, чтобы посмотреть, далеко ли берег, и мне стало нехорошо от того, что я увидел. Даже назад захотелось, в открытое море.
Впереди дымилась стена воды и пены с двухэтажный дом. Пока я держался на вершине волны, увидел, как эта стена опала и из белого месива выпрыгнули щербатые, черные зубья скал. Пена схлынула, открыв дно у берега, и в этот момент я начал скатываться в долину между валами.
Идущая впереди водяная гора закрыла все, а я ослаб от страха. Я представил, что сейчас произойдет. Все получится очень просто: вода опустится в тот момент, когда я буду над черными зубьями, и меня размажет на них…
Снова я взлетел вверх, увидел клочья летящей пены, услышал клекот и свист рассыпающейся в брызги воды и вдруг упустил ящик. Его косо понесло в сторону: течение шло здесь вдоль берега. Я рванулся вперед так, что чуть руки не вывернул в плечах. Волна накрыла меня с головой, я потерял из виду и берег, и ящик, просто изо всех сил колотил ногами по воде и греб как сумасшедший до тех пор, пока пальцы снова не уцепились за гладко оструганный край. И тут меня начало поднимать, и я понял, что это значит. Между мной и скалами не было больше ни одной волны.
И тогда я зажмурил глаза, сжался и стал ждать удара, последнего, ТОГО САМОГО.
Ну что я мог сделать? Никаких сил не оставалось. Тут даже пароход не выгреб бы на глубину.
Когда вода начала опускаться, я открыл глаза, увидел какие-то мутные тени, бегущие в глубине подо мной, потом голова выскочила на воздух, по глазам резануло солнце, берег качнулся,
