столпился чуть ли не весь класс. Че они там собрались? А кто их разберет. Главное, болтали все без умолку.
Я протиснулся кое-как к своей вешалке, поздоровался там по пути с пацанами (несколько раз мне показалось, что руку они мою сломают). Увидел я кусочек свободного пространства, ну и шагнул туда…
— Эй, осторожно, Жень, не видишь, что я здесь! — говорит недовольно чей-то голос, очень похожий на Лизкин.
— Лиза? — спрашиваю я у пустоты.
— Да. А кто ж еще?! — отвечает она негативно очень и материализуется. — Ну вот, туфлю мне испачкал, дурак.
— Сама такая, — говорю я ей.
— Нахал, — говорит она, и снова превращается в невидимку, и протискивается к двери, расталкивая всех на своем пути. Другим как будто даже все равно. Главное, нормально, да? Сама невидимкой превратилась, встала там, так я ещё, и виноватым остался в итоге, и нахалом, и дураком в придачу.
Короче, взял я сменку и переобуваться стал кое-как, потому что там все дико толкались. Руки еще притом как будто не слушались. Нервишки пошаливали.
Но вдруг прозвенел звонок, и вся толпа наружу понеслась, да так быстро, как кони, честное слово. Секунда прошла, не больше, и почти всех уже нет. А я в итоге стою ошеломленный на месте, как дурачина какой-то.
Выбежали, значит, все, кроме меня и группы девчонок, окруживших кого-то. Я подхожу к ним и вижу этого кого-то. Представьте мое удивление, потому что этим кем-то был Димон. Но его не узнать-то было толком. Прилизался весь такой, духами от него за километр воняет. А девчонки стоят вокруг и слушают его очень внимательно. А он там какую-то чепуху про футбол рассказывает. Представляете? А главное-то, они вздыхают все, как будто перед ними Брэд Питт какой — то.
— Ленка, отойди-ка, — я слегка пихнул одноклассницу и вытянул из этого бабского круга своего, так называемого, друга. — Че вы стоите, вылупились на нас? Звонок прозвенел уже, идите!
Они как будто проснулись, заволновались все, схватили портфели с подоконника и побежали, как ужаленные в одно место.
— Димка, че с тобой? — спрашиваю у своего, типа, лучшего друга.
— А что не так? — отвечает он мне важным таким и высокомерным тоном.
— Че с голосом у тебя?
— Совершенно обычный у меня голос, — говорит он.
Я, естественно, начинаю терять терпение.
— О чем ты с ними разговаривал, а?
— Так, обо всем понемножку.
— А че они пялились на тебя так?
— Как?
— Как? Как? Втюрились как будто.
— Влюбились, ты хотел сказать? Так оно и есть.
— Че ты мелешь-то, а? Ты ж ссался всегда к девчонкам и близко подходить, а тут сразу влюбились, значит?
— Времена меняются, друг мой, и мы вместе с ними.
— Ты че обкурился, что ли? Бухал вчера, а? — говорю я ему и трясу за плечо.
«Да нет, вроде, с виду нормальный», — подумал я и оглядел его всего с головы до ног.
Не фига он не нормальный с виду был. Пиджак напялил, белую рубашку нацепил, идеально наглаженные брюки. А туфли, ёмаё, в них я увидел свою кирпичноподобную рожу.
— Ты че напялил-то на себя?
— Так одеваются истинные джентльмены, — отвечает мне человек, который в столовке скатывает шарики из хлеба и шпуляет их в одноклассников.
— Когда это ты вдруг им стал?
— Я всегда им был, внутри себя, — говорит он, и аккуратно так, чуть ли не нежно, убирает мою руку с плеча, и поправляет свой пижонский пиджак. — Пора на урок, Евгений. Надежда Ивановна будет весьма не довольна.
— Ага, Евгением меня только не называй.
Ну и мы, короче, пошли на этот урок. Идем такие по лестнице, не торопясь. Вроде, все нормально пока. Все уже на уроках, правда, а мы нет. Но это — ничего. Поднимаемся на второй этаж, смотрю — лежит швабра. Вдруг она поднимается и начинает сама мыть пол. «Ладно, — думаю, — ни чем уже не удивишь». Зря я так подумал. Потому что вдруг, прям перед нами, из воздуха, возник учитель по обществу. Я вскрикнул там, как маленькая девчонка. Серьезно. А чё тут такого?
— Здравствуйте, ребята, — говорит он нам и пристраивается рядом.
Его каморка тож находилась на третьем этаже.
— Здравствуйте, Роберт Александрович, — говорит Димон, то бишь новоиспеченный джентльмен. Он, кстати, даже не шелохнулся при его внезапном появлении.
— Здмаспа, — отвечаю я так, потому что у меня язык заплетается.
— Почему опаздываете? — спрашивает учитель, но как-то, типа, совсем уж не строго.
Я уже, значит, во всю там придумываю отмазки разные, начиная от проспал, заканчивая, что пробки были.
— Девушки, — говорит Димон, как ни в чем не бывало, и даже, типа, уверенно. — Дела сердешные, Роберт Александрович.
— Аааааа, ну тогда понятно, — говорит учитель по обществу и так понимающе качает головой. — Это очень хорошо. Молодцы, ребята. Ну ладно, мне направо. Счастливо, Дмитрий, — говорит он Димке и жмет ему руку.
«Нездоровые дела нынче творятся!» — думаю я про себя.
Ну вот, короче, мы подходим к двери, где сидит эта карга усатая. А обычно, как мы делали раньше в таких ситуациях: Димка стучался и открывал дверь, а я входил и начинал оправдываться, нести там чушь всякую. Главное-то, почти всегда срабатывало. А тут мои бедные уши вдруг слышат уверенные такие слова только что родившегося джентльмена: «Евгений, предоставь это мне».
«Да я уж на все согласен, пожалуйста», — отвечаю про себя и пропускаю его вперед.
Димка, значит, стучится в дверь, типа, как к себе домой, и открывает её неторопливо. Мы заходим. Он такой важный стоит, как петух какой-то, а я согнулся весь, словно заморыш. В общем, как дурочок пришибленный там я выглядел.
— Здравствуйте, Надежда Ивановна, — говорит Димка слащавым таким голосом.
— Здравствуйте, — отвечает она злобно, но Димон и виду не подает.
— О, Вы чудесно выглядите сегодня! — говорит он, типа, восхищенно, да таким еще подхалимским голоском. — У Вас прическа новая? Вам очень идет.
Я, конечно, думаю, что можно уже идти и ждать на скамеечке следующего урока, или, мож, даже к директору отправят. Но не тут-то было. Одноклассники вообще, как будто и не заметили этого (хотя они любят угарнуть с кого-нибудь), а училка улыбнулась такая, волосы свои поправила.
— Спасибо, Дмитрий, всё-то Вы замечаете! — говорит она также слащаво, как и он.
Прикиньте, это она то, которая на прошлом уроке Димону влепила двойку за просто так, а потом ещё уничтожала его словесно и морально.
— Ну, проходите, садитесь, ребята, в ногах правды нет.
«Ничего себе, — думаю, — взбрендили, что ли, все тут?»
Ну мы и пошли к самой последней парте. Я шел там и даже шатался, а Димка же
