глубины нутра.
— Император, неужели прибыла только я?
— Нет. Здесь же присутствует лорд Вейлин. И для победы нам хватит собравшихся.
А вот и он, лёгок на помине. Вопреки той консервативной моде, что с давних времён принята среди Высшей нежити, и в которой преобладали чёрные и красные цвета, Вейлин любил рядиться в одежды кричаще-ярких цветов, что, на вкус Кинии, смотрелось пошло и аляповато. На войну он объявился в голубом камзоле, на пуговицах которого поблескивали драгоценные камни. Поверх камзола нацеплен розовый кафтан, обшитый золотом и с пышными кружевами на полах. Ноги обуты в синие башмаки с отполированными до блеска пряжками. Быть может, предполагала Киния, лорд Вейлин тоже ностальгирует по прошлому, что выражается в его шутовском гардеробе — своего рода бунт против серости нового мира.
Если так, то Киния и Вейлин вполне могли бы заглядывать друг к другу в гости, чтобы в уютных тёмных покоях за кубками отборной крови предаваться воспоминаниям о солнечных деньках до вампирского обращения. Могли бы, но на деле они давно соперничали и даже презирали друг друга. Их владения соседствовали, имели спорные земли, так что иногда между пограничной нежитью лорда и леди случались стычки. Но и без этого соседи плели один против другого интриги и всячески старались напакостить.
Сейчас Киния и Вейлин обменялись неприязненными взглядами, которые даже не пытались завуалировать.
— Сомневаюсь, что лорд Вейлин поразит войска Эмраса яркостью своего туалета, — Киния не упустила случая подколоть соперника. — Собравшаяся армия всё ещё небольшая. Тем более на помощь Эмрасу наверняка подоспеют войска из Витании.
Киния говорила о королевстве, что соседствовало с империей Онгхуса. Владения Эмраса были чем-то вроде баронства и находились на границе. Этот лич снюхался с лордами Витании и уже не раз нарушал вассальную клятву, не выполняя обязанности перед императором Онгхусом: пренебрегал призывами на войны и давно не оплачивал натуральный налог скотом или иным материалом. Дошло до того, что Эмрас восстал в открытую, понадеявшись на защиту Витании, у которой был свой интерес ослабить империю Онгхуса.
— Мы опередим Витанию, — ответил император. — Не дожидаясь её появления, мы нанесём по Эмрасу упреждающий удар малыми силами. Тогда Витании будет не за кого заступаться и незачем вступать в войну. По крайней мере, сейчас. Лорд Вейлин и леди Киния — выступаем.
Вопреки предположениям Кинии, готовить скучную и долгую осаду не пришлось: лич Эмрас не стал отсиживаться в своём замке, но решился на открытый бой в поле. Императорская армия выстроилась порядком, бывшим классическим ещё в военном искусстве Эпохи света: пехота из скелетов и зомби по центру, на левом фланге рыцари смерти Онгхуса, а на правом всадники, возглавляемые Вейлином — его легко заметить по золотистой кирасе и радужному плюмажу. Киния, с головы до ног облачённая в чёрный латный доспех, со своими рыцарями находилась в резерве на второй линии. Здесь же готовила заклятья группа некромантов-личей с самим императором.
Эмрас не мудрствовал лукаво и построил своё войско таким же образом.
— Почему Онгхус решил встретить врага именно здесь? — недоумевала Киния, оглядывая местность. — Много оврагов, холмы, вон мёртвый лес… Мало места, чтоб коннице развернуться!
— Может, наш император задумал сделать ставку вовсе не на конницу? — Уна летала рядом.
— Если так, то нам даже в битву вступать не придётся.
Подчиняясь неслышимой команде все как один, пехота императора двинулась навстречу врагу. Топали молча: мёртвым перед битвой не нужны вдохновляющие речи, не нужен барабанный марш, не нужно подбадривать себя боевым кличем; не нужна брань десятников, чтобы заставить шевелиться нерасторопных бойцов. Только дрянное вооружение позвякивало и шуршало, цепляясь за кости.
Сорвались с места рыцари. Сотни копыт подняли клубы пыли, которые ещё до столкновения частично закрыли обзор. Впрочем, это была проблема для живых полководцев прошлого. Мёртвые полководцы полагались на своё сверхъестественное обострённое чутьё, позволявшее оценивать положение на поле брани даже если пелена пыли застилала взор целиком.
Армиям живых знаком страх смерти, а потому перед столкновениями их пехота осторожничала: то сдержанно наступала, то вновь откатывалась от противника, чтобы перевести дух, перестроиться, и пойти в очередную атаку. Но скелеты и зомби не ведают ужаса. Их пустые черепные коробки не отягощены терзаниями о том, получится ли увидеть новый день и вернуться к семье. Потому императорские и вражеские пехотинцы самозабвенно бросились друг на друга, рубя и кромсая без боевого ража, но беспрерывно. Бешенный скрежет вытеснил все звуки.
— Веселье началось! — радостно воскликнула Уна.
Как ни странно, конница вступила в бой позже пехоты: даже прытким и неутомимым костяным скакунам приходилось замедляться, перебираясь через овраги или объезжая их. Но вот наконец правый фланг с Вейлином на полном ходу сшибся с вражескими рыцарями. У рыцарей левого фланга дела не задались сразу: сперва увязли в пехоте противника, а потом, не успев отойти для новой атаки, попали под тяжёлый удар вражеской конницы.
— Мой император! — крикнула Киния, посмотрев на группу личей. — Не пора ли мне пойти на помощь с левой стороны?! Там рыцари несут потери!
— Пока оставайся на месте, — донёсся до неё бесстрастный голос Онгхуса. — Для тебя уготована иная роль.
Император и личи стояли кругом, проделывая пассы костлявыми руками. Киния чувствовала, как по их призыву собирается магическая сила, но не могла определить, что за чары творятся. Хмыкнув, вампирша повернулась к полю боя.
На левом фланге рыцари Эмраса успешно теснили императорскую конницу. Под мелькавшими копытами Киния различила несколько пустующих лат — их владельцы обратились в пепел после смертельных ударов. Умирая, вампиры сгорают, не оставляя даже костяка.
Личи завершили заклятье. Киния ожидала, что чары перережут магическую связь между вражескими некромантами и зомби-пехотинцами, сделав их настоящими мертвецами, которым полагается мирно почить. Или что под их ногами развергнется тьма, из которой вылезут руки, что попытаются утянуть солдат в иной мир. Ну или ещё что-нибудь из того, к чему любят прибегать личи в междоусобицах. Однако Киния узрела нечто новое.
У правого фланга мёртвый лес пришёл в движение. Сухие деревья закачались, хотя стояла безветренная погода. Толстые и массивные ветви сгибались и скребли стволы. Корни извивались, словно стараясь вырваться из земли.
— Любопытно, — прошептала Киния. — Не удивлюсь, если в Эпоху света лес был волшебным. Иначе как ещё объяснить то, что трухлявые деревья до сих пор не упали? Ну-ка поглядим, что будет дальше.
А дальше у многих деревьев появились самые настоящие лица: дупла смыкались как рты, обладатели которых что-то неразборчиво шептали; открылись пустующие глазницы. И вот уже древесные великаны покидают вековые стоянки, шагая тяжёлой поступью и размахивая длинными руками с
